развитие в мире, в частности — и в особенности! — рост могущества и международного авторитета Советского государства. Уже крымская катастрофа 1920 года, а одним-двумя годами позже и последние «белые» катастрофы эпохи гражданской войны открыли глаза отдельным эмигрантам на истинное положение в Советской России и во всем мире и привели к полному краху их белой идеологии. Но в те годы число таких прозревших было еще ничтожно. Следующим этапом было официальное признание Советского государства рядом европейских и неевропейских держав. У значительного числа эмигрантов окончательно рухнули надежды на возобновление иностранной интервенции. Отсюда отход от политиканства, приносившего этой категории эмигрантов только разочарования в их безнадежных и безрассудных мечтаниях.
Очень большое значение для сдвигов белоэмигрантской психологии, в частности в военном секторе, имел рост военного потенциала Красной Армии, неуклонное ее совершенствование и быстро возрастающая техническая мощь. Последнее признавали даже многочисленные ее недоброжелатели из числа специалистов — иностранные и эмигрантские. Не укрылся от взора очень многих ранее реакционно настроенных белоэмигрантов и постепенный рост международного авторитета Советского Союза, а также его нарастающее экономическое могущество, сколь бы ни старались неисправимые «пророки» доказывать противное.
Тревожное международное положение середины и конца 30-х годов, возможность европейской или мировой войны вызвали у очень значительной части эмиграции стремление к полному пересмотру своих позиций в вопросе о том, какое место она должна занять в случае военного конфликта, в который был бы вовлечен и Советский Союз. Отсюда создание в Париже новой организации — Дома оборонца.
В Дом оборонца входили эмигранты, провозгласившие во всеуслышание лозунг безоговорочной защиты Советского Союза всеми доступными им способами в случае нападения на него извне. В эту организацию вошли и многие младороссы, не отрекаясь при этом от своего лозунга «Царь и советы».
Все без исключения «оборонцы» были арестованы французскими властями в день объявления войны (2 сентября 1939 года) и отправлены как «подозрительные» в административном порядке в один из концентрационных лагерей Юго-Западной Франции. Часть его узников по распоряжению германского командования была освобождена оттуда вскоре после разгрома Франции в 1940 году. Все же остальные «оборонцы» поплатились за свой патриотический порыв почти пятилетним пребыванием в петеновских тюрьмах и лагерях, из которых вышли живыми далеко не все. Многие из них тремя годами позже выехали в Советский Союз в качестве советских граждан.
Говоря об эволюции эмигрантской политической мысли, я должен упомянуть еще об одной организации, носившей название Союза возвращения на Родину. Она появилась в начале 20-х годов и существовала долго, но охватывала сравнительно ограниченный круг эмигрантов.
В заключение этой главы мне остается сказать несколько слов о «левом» секторе эмиграции, далеко не столь многочисленном по сравнению с правым и в свою очередь делившемся на ряд отдельных групп. Наиболее сплоченными и многочисленными в нем были те круги, состоявшие почти исключительно из интеллигенции, которые группировались вокруг П. Н. Милюкова — лидера дореволюционной конституционно-демократической (кадетской) партии (после Февральской революции переименованной в республиканско-демократическую).
Прошлое Милюкова всем известно. Крупный буржуазный ученый-историк, он в последние предреволюционные годы выдвинулся на политической арене как один из главарей вышеназванной партии и в качестве такового вошел на короткий срок в состав Временного правительства. Его роль в событиях лета 1917 года достаточно известна, и нет необходимости на этом останавливаться.
При каких обстоятельствах он попал в эмиграцию, я не знаю, но уже в самом начале 20-х годов он занял одно из первых мест среди ее «верхушки», именно «левого» крыла. Приблизительно тогда же он начал издавать в Париже ежедневную газету «Последние новости», просуществовавшую 19 или 20 лет — до гитлеровской оккупации Франции и бегства самого Милюкова из Парижа.
В эмиграции Милюков остался тем же, чем он был во все предыдущие периоды своей политической карьеры. Он рассматривал Октябрьскую революцию как незаконный захват власти меньшинством против якобы уже выявленной воли большинства и слепо верил, что «будущая Россия» станет буржуазно- демократической республикой по западноевропейскому типу. Он допускал возможность «эволюции большевизма до уровня западноевропейского парламентаризма» и был противником «резких скачков» и контрреволюционных переворотов, во что, как известно, верило правое крыло эмиграции.
Белую идеологию он презирал до глубины души и все 20 лет ежедневно издевался и глумился над ее апологетами.
В дореволюционном прошлом он придерживался взгляда, что «Россию надо было спускать на тормозах», и в тупоумии тогдашней правящей клики, не сумевшей это сделать, видел главную причину революции. Спасение России он видел в либерально-соглашательской политике буржуазии по отношению к царскому правительству, в его «обуздании» и переделке на конституционный западноевропейский манер. Ведя все 20 лет на страницах своей газеты антисоветскую пропаганду, он рассчитывал, что и большевиков рано или поздно можно будет «обуздать», после чего начнется постепенная переделка Советского Союза в парламентарную буржуазную республику.
Но, ведя борьбу с Советской властью, он не менее усердно воевал все 20 лет и с правым сектором эмиграции. Все, что не вязалось с идеологией столь любезного его сердцу парламентаризма, он считал плесенью и нафталином.
Увы! Ни его личные таланты, ни эрудиция ученого и историка, ни долголетняя политическая деятельность, ни еще более долголетний жизненный стаж не помогли ему ощутить запах той же плесени и нафталина, который исходил от его собственных высказываний.
Он негодовал, когда общественное мнение Советского Союза бесповоротно причислило его к тем людям, которые жаждали, чтобы реки повернулись вспять. Реставраторами он считал только правых эмигрантов, своего же реставраторства, несколько иного покроя, он не замечал и с прежней верою в будущую Российскую парламентарную буржуазно-демократическую республику сошел в могилу в 80-летнем возрасте.
Необходимо отметить, что начавшаяся 22 июня 1941 года трагедия если и не произвела полного переворота в образе мыслей угасавшего лидера либерально-буржуазного крыла эмиграции, то во всяком случае оставила в нем глубокий след. Результатом этого явилось его обращение к эмиграции с призывом бороться с агрессором всеми доступными средствами. В широких массах эмиграции, и в частности в правом ее крыле, это обращение прошло малозамеченным, но отрицать его роль в организации среди эмигрантов посильного сопротивления гитлеровцам нельзя.
«Последние новости», как и гукасовское «Возрождение», играли очень большую роль в жизни послереволюционной эмиграции. Для милюковцев улица Тюрбиго, где помещалась редакция их газеты, была в некотором роде священным местом. Авторитет ее создателя и редактора Милюкова для них был выше всех других политических авторитетов. Газета выходила ежедневно в течение 20 лет и имела вид «большой» газеты дореволюционной эпохи с «ведущими» передовицами, подробной информацией на первой странице о Советском Союзе, рядом обширных статей с пророчествами, касающимися СССР, резкой критикой действий Коммунистической партии и Советского правительства, хроникой советской жизни. Далее шли дела внутриэмигрантские: очередная грызня, препирательства и яростная полемика с «Возрождением»; издевательские статьи, заметки и фельетоны, касающиеся политической жизни правого сектора эмиграции; обширная и самая подробная хроника эмигрантской, и в частности парижской, жизни; отчеты о докладах, семинарах, собраниях, банкетах, панихидах я т. д.; призывы благотворительных организаций; письма в редакцию и многое другое.
Большое место отводилось информации о международных событиях и поменьше — хронике французской жизни, которой, как правило, эмигранты не интересовались. В газете помещались также еженедельные обзоры литературы и искусства, хроника художественной, музыкальной и театральной жизни в СССР и за рубежом.
Последние страницы отводились объявлениям, которые как зеркало отражали повседневный эмигрантский быт.
На чьи деньги издавались «Последние новости»?
Ответить на этот вопрос трудно, но, поскольку среди широких кругов эмиграции была хорошо