переворотов, и он знал одно золотое правило: новый режим никогда не убивает приехавших в страну иностранцев, поскольку их деньги нужны ему не меньше, чем старому правительству. Эдуардо поднял трубку телефона, но ему никто не ответил. Тогда он включил радио. По нему передавали записанное на пленку обращение:
— Говорит «Радио Нигерии»! Говорит «Радио Нигерии»! В стране произошел переворот. Генерал Мухаммед свергнут, и к власти в стране пришло новое революционное правительство во главе с подполковником Али. Ничего не бойтесь, оставайтесь в домах, обстановка нормализуется через несколько часов. Говорит «Радио Нигерии»! Говорит «Радио Нигерии»! В стране…
Эдуардо выключил радио, и две мысли мелькнули в его голове. Перевороты всегда тормозят дела и порождают хаос, так что четыре дня он, несомненно, потратил впустую. Но еще хуже то, что он не сможет вылететь из Нигерии и заняться своими делами в других частях света.
До обеда по радио передавали марши, прерывавшиеся записанным на пленку обращением, которое он теперь знал наизусть. Эдуардо отправил всех своих сотрудников, чтобы те собрали возможно более подробную информацию и доложили лично ему. Все они вернулись с одним известием: пройти сквозь линию солдат, окруживших отель, невозможно, поэтому никакой новой информации нет. Эдуардо впервые за много месяцев выругался. Вдобавок к уже доставленным неудобствам управляющий отелем с сожалением сообщил ему по телефону о необходимости обедать в общем ресторане, поскольку гостиничные службы не работают впредь до особого распоряжения.
Эдуардо довольно неохотно спустился в ресторан, и здесь неприветливый метрдотель, явно безразличный к общественному положению постояльцев, посадил его за один стол с тремя итальянцами. Мануэль Родригес сидел тут же — через два столика. Де Сильвейра страдал от мысли, что тот наслаждается видом его мучений, и вспомнил, что этим утром должен был встречаться с министром, отвечающим за порты. Он быстро расправился с едой, а когда итальянцы попытались заговорить с ним, жестом показал, что не понимает, хотя говорил по-итальянски совершенно свободно. Эдуардо поднялся к себе. Его сотрудники ничего не сумели узнать, они даже не могли дозвониться до посольства Бразилии, чтобы оно заявило официальный протест.
— Вот только официального протеста нам недоставало, — сказал Эдуардо, плюхаясь в кресло. — И кому вы думаете его направлять — старому правительству или новому?
Остаток дня Эдуардо просидел в своем номере, лишь изредка отвлекаясь на перестрелку, слышимую вдалеке. Он в третий раз перечитал «Проект строительства нового федерального центра» и комментарии своих советников.
На следующее утро де Сильвейра надел костюм, который был на нем в день прибытия, а личный секретарь встретил его сообщением о том, что мятеж подавлен. Он сказал своему непривычно внимательному боссу, что после яростных уличных схваток старый режим удержался у власти, хотя не обошлось без потерь, а среди жертв восстания оказался и глава государства генерал Мухаммед. Позднее тем же утром информация секретаря была подтверждена по «Радио Нигерии». Главой несостоявшегося мятежа был некий подполковник Али. Он бежал с парой адъютантов, и правительство объявило комендантский час до тех пор, пока эти опаснейшие преступники не будут арестованы.
«Если переворот успешен, ты становишься национальным героем, если он проваливается, ты — опаснейший преступник, — думал Эдуардо, слушая сообщения по радио. — А ведь и в бизнесе между обогащением и банкротством такая же разница». Он начал размышлять над тем, как выбраться из Нигерии возможно раньше. Но в это время диктор сообщил новость, которая продрала его до костей: пока подполковник Али и его сообщники не арестованы, аэропорты по всей стране будут закрыты вплоть до особого распоряжения.
Когда диктор закончил сообщение, по радио зазвучал военный марш в память покойного генерала Мухаммеда.
Эдуардо, задыхаясь от гнева, спустился на первый этаж. Отель по-прежнему окружали вооруженные солдаты. Он вернулся в вестибюль и пришел в раздражение от гула многоязычной толпы, который обрушился на него со всех сторон. Эдуардо огляделся: очевидно, многие люди оказались в отеле случайно и вынуждены были ночевать в баре или в холле. Он захотел порыться в книжной стойке, чтобы найти что- нибудь почитать, но обнаружил только четыре экземпляра путеводителя по Лагосу, все остальное было продано. Эдуардо вернулся в свой номер, который быстро становился похожим на тюремную камеру, и начал читать «Проект строительства нового федерального центра» в четвертый раз. Он попытался позвонить послу Бразилии, чтобы узнать, не может ли получить особое разрешение вылететь из Нигерии, ведь у него же свой самолет. В посольстве никто не ответил. Он спустился поесть и вновь обнаружил, что ресторан забит до отказа. Теперь его посадили за столик с какими-то немцами, которые переживали по поводу контракта, заключенного с правительством на прошлой неделе, — они волновались, не зная, остаются ли в силе подписанные соглашения. В зал вошел Мануэль Родригес, и его посадили за соседний столик.
После полудня де Сильвейра уныло исследовал свой график на следующие семь дней. В то утро ему надо было быть уже в Париже, чтобы встретиться с министром внутренних дел, а оттуда следовало вылететь в Лондон на встречу с председателем Комиссии по стали. Его календарь был плотно заполнен на девяносто два дня вперед — до отпуска в мае, который собирался провести с семьей.
— Получается, что отпуск мне приходится проводить в Нигерии, — кисло усмехнувшись, сказал он своему секретарю.
Но больше всего в этом перевороте Эдуардо раздражало отсутствие связи с внешним миром. Он думал о том, что происходит сейчас в Бразилии, и бесился от невозможности позвонить или дать телекс в Париж или Лондон, чтобы рассказать о причинах своего отсутствия. Он постоянно, час за часом, слушал радио Нигерии, чтобы получить хоть какую-то информацию. В пять часов он узнал, что Высший военный совет избрал нового президента, который обратится к нации по телевидению и радио в девять часов вечера.
Эдуардо де Сильвейра включил телевизор в восемь сорок пять, хотя его помощник обычно включал его за минуту до девяти. Он сидел и смотрел, как какая-то нигерийская дама рассказывала о кройке и шитье, затем ее сменил диктор со сводкой погоды, который доверительно сообщил Эдуардо о том, что жара продержится еще не менее месяца. В девять часов сыграли национальный гимн, и новый глава государства, генерал Обасанджо, в парадном мундире появился на экране. Сначала он рассказал о трагической гибели покойного президента, назвав ее величайшей потерей для страны, затем заявил, что его правительство продолжит свою деятельность в прежнем направлении и будет защищать коренные интересы Нигерии. Он извинился перед иностранными гостями за неудобства, доставленные неудачным переворотом, но решительно подчеркнул, что комендантский час с заката до рассвета останется в силе, пока мятежники не будут схвачены и преданы суду. Он подтвердил и то, что аэропорты останутся закрытыми до тех пор, пока подполковник Али не окажется под арестом. Свое выступление новый президент закончил словами о том, что все остальные коммуникации будут восстановлены при первой же возможности. Национальный гимн сыграли еще раз, а Эдуардо стал думать о миллионах долларов, которые он теряет из-за того, что сидит взаперти в своем номере, а его лайнер стоит в аэропорту всего в нескольких километрах. Один из его старших менеджеров затеял с другими дискуссию о том, как долго власти будут ловить подполковника Али, но не решился рассказать об ее итогах де Сильвейре — выходило так, что на это уйдет не меньше месяца.
Эдуардо спустился в ресторан в том же костюме, что и за день до этого. Официант посадил его за стол с какими-то французами, которые рассчитывали выиграть тендер на пробное бурение на севере страны. Эдуардо опять жестом отказался говорить, когда соседи захотели вовлечь его в беседу. Ведь в этот самый момент ему надо было быть в кабинете французского министра внутренних дел, а не в компании французских бурильщиков. Он попытался сконцентрироваться на разбавленном водой супе и задумался, через какое время в тарелках окажется одна вода.
К столику приблизился официант и посадил на оставшееся свободным место Мануэля Родригеса. Ни один из мужчин и вида не подал, что знает другого. Эдуардо подумал о двух вариантах своего поведения: либо немедленно встать из-за стола и уйти, либо сделать вид, что его главный враг по-прежнему находится в Бразилии. Он пришел к решению, что второй вариант выглядит более достойно. Французы начали спорить между собой о том, когда они смогут выбраться из Лагоса. Один из них сказал, что слышал от одного высокопоставленного чиновника о намерении властей поймать всех мятежников без исключения и
