Ты будешь менять платье? Может, мы нарядим тебя девушкой?
- Если бы ты не управился так ловко с железной рыцарской сбруей, я бы решил, что ты в прошлом был балаганным актером, - буркнул Туйвин. - Ты сопровождал армию Вентайна, чтобы смешить имперских солдат.
- Скорей уж, чтобы самому смеяться над ними. А мне обновок не принесли?
- Ослиную шкуру разве что, - буркнул Туйвин.
Вечером пришел Густиль с ужином. Лайк рассчитался с ним и сказал:
- Можешь успокоиться, завтра ворота наконец откроют, и мы покинем город. В три часа пополуночи выпустишь нас, и забудь о том, что у тебя в эти дни были постояльцы.
- Что такой кислый, хозяин? - подмигнул Морт. - Разве ты не мечтал выставить нас поскорее? Завтра нас здесь не будет!
Густиль махнул рукой:
- Завтра-то все и начнется. Может, и мне отправиться с вами? Хотя нет, в наших краях теперь не будет спокойствия… Жаль, что мой 'Ласковый голубь' не корабль. Теперь разве что за морем я смогу найти тихую пристань. Снялся бы с якоря, да поплыл…
- О чем он толковал? - спросил Морт, когда хозяин ушел.
- На выборах победили те, кто добивается независимости Байвенны, - объяснил Лайк. Кристалл он снял с посоха и упрятал в потайной карман в рукаве. - Город заявит о том, что не подчиняется больше Джагайе, сюда придет война, и гнилая сельдь капитана Эгиша вырастет в цене. Вероятно, Байвенна скоро окажется в осаде.
- Тем больше нам смысла убраться поскорей, - подытожил Махаба, гремя рыцарскими доспехами.
'Ласкового голубя' путешественники оставили ночью. Хотя вокруг не было видно ни души, Густиль запретил зажигать свет. В темноте Морт помог Махабе оседлать жеребца, купленного колдуном и Туйвином. Это был настоящий боевой конь, сомневаться не приходилось, однако в битвах кляча не бывала уже давно. Жеребец был старый и тощий, зато покладистый и смирный - и именно эти качества Махаба оценил очень высоко. Наездником он был неважным. Кроме жеребца, в их распоряжении оказался ослик - маленький и лохматый. На животинку навьючили невеликую поклажу…
- Тише идите, - попросил хозяин. - Я не хочу, чтобы вас видели, выходящими с моего подворья. Вчера тоже вроде тихо, а наутро - гляди-ка, в двух кварталах от моей двери свежий покойник.
- Не узнали, кто умер-то? - спросил Лайк.
- Да нет, сейчас не до убиенного. Такие дела в Байвенне завернулись… Ну, ступайте, Солнце вас храни. Если заглянете в более спокойные времена, в 'Ласковом голубе' вам будут рады…
Морт подумал, что Густиль - неплохой человек. Но время сейчас такое, что неплохому человеку трудней, чем преступнику. Хотя, если вдуматься, разве когда-то были времена лучше? Он не помнил, но догадывался, что времена сейчас самые обыкновенные.
Хотя до рассвета было еще далеко, остановиться пришлось в нескольких кварталах от ворот - очередь ожидающих тянулась уже сюда. Небольшой купеческий караван, крестьянские подводы, группа паломников, направляющихся в храмы старой Джагайи, путешественники обоего пола и неопределенного рода занятий, да фургоны лицедеев и бродячих певцов - вся эта пестрая кавалькада вытянулась вдоль улицы, ведущей к воротам. Путники ожидали разрешения покинуть Байвенну.
Прежде, чем солнце показалось над горизонтом, осветился кристалл на башне золотого мага - поднятый на высокой башне, он поймал первые лучи прежде, чем начался восход. Вдоль вереницы путешественников прошел отряд городской стражи в зеленых плащах поверх кожаных доспехов. Стальные каски и лезвия алебард отсвечивали в слабых лучах, испускаемых кристаллом. Впереди отряда солдат шагал мужчина в темной одежде, с серебряной цепью на груди - избранный накануне член байвеннского магистрата. Он коротко переговорил с охраной.
Затем зубцы городской стены осветились розовым - солнце показалось над холмами. Городской управитель велел отворять. Солдаты, отставив алебарды, вытянули здоровенные дубовые брусья, окованные полосами стали, из пазов и потянули створки. Очередь, растянувшаяся вдоль улицы, зашевелилась. Наконец первые путники двинулись в проем ворот. Молча проходили и проезжали они, уставившись под ноги, чтобы не встретиться ненароком взглядом с угрюмыми стражниками. Уходящие понимали, что этот город готовится к войне, а уж стражники знали это точно. Что они думали, рассматривая прохожих? Быть может, считали себя обреченными и завидовали тем, кто сейчас уйдет из Байвенны и, возможно, проживет куда дольше? Морт не стал отводить взгляда, он просто не помнил, что полагается думать в такой ситуации.
За воротами расстилалась равнина, к востоку лежали холмы, и солнце медленно поднималось над их верхушками. Поток путников, вытекающий из городских ворот, вскоре распался на отельные ручейки, и на дороге, ползущей на юг, оставалось все меньше прохожих. Первыми свернули актеры - таким, как они, следовало держаться подальше от старой Джагайи. Они направлялись вдоль побережья, чтобы выступать в портах, лежащих к западу от Байвенны. Следом за ними колонну стали покидать крестьяне, они понесли домой вести о предстоящей войне. Сейчас их будут встречать радостные домочадцы - как же, из города везут гостинцы… но когда крестьяне выложат свои новости, улыбки погаснут.
Махаба шагал пешком, ведя коня в поводу, он берег силы старого животного - впереди был долгий переход по жаре, и лошади будет тяжело нести всадника в доспехах. Морт шагал рядом, повесив за спину бастард в ременной петле. Такой меч длинноват, чтобы таскать его на бедре - особенно, когда предстоит долгое пешее странствие. Лайк и Туйвин с лохматым черным осликом плелись сзади, поклажа гремела и бренчала.
Впереди, покачиваясь, катили телеги купеческого каравана, груженные коробами и бочонками. Морт втянул воздух и улыбнулся:
- Махаба, тебе знаком этот запах? Сельдь капитана Эгиша, а?
- Может быть…
Чем дальше на юг, тем реже эйбон улыбался, и тем молчаливей делался. Лайк с Туйвином несколько сблизились, они все чаще и чаще шептались, таясь от спутников, и Морту казалось, что они с эйбоном тоже могут сдружиться, но темнокожий стал замкнутым и хмурым. Солнце поднималось, от катящихся впереди повозок летела вонь и поднимались клубы пыли… путешествие обещало оказаться скучным. Вскоре Лайк велел свернуть, они спустились в лощину между холмов, и Махабу нарядили в доспехи. Вид у него получился очень боевой - в помятых доспехах, со здоровенной ржавой секирой, притороченной к седлу и кривым эйбонским ножом на поясе.
Доспехи составляли большую часть поклажи на спине лохматого ослика, теперь животное было нагружено лишь тощими сумами. Это привело скотину в веселое состояние духа, ослик попытался побежать резвей, и Туйвин придержал его за повод. Зато кляча, на которой восседал закованный в сталь эйбон, стала еще более печальной и понурой чем прежде. Теперь и конь, и всадник были одинаково мрачны. Но солнце поднималось, из-за прибрежных холмов дул легкий ветерок, и Морту не хотелось думать о плохом. Он шагал к собственной памяти, вернуть которую обещал серый маг - и, похоже, здоровенный кусок пути уже позади. К тому же уверения спутников сделали сове дело - теперь Морт и сам полагал, что до Поля Греха был джагайским воином, стало быть, он возвращается домой. Да, он возвращается… пусть даже память помалкивает на этот счет.
Когда они возвратились на Императорский тракт, караван убрался далеко, и дышать стало легче - ни пыли, ни вони.
- Не будем спешить! - с энтузиазмом объявил Морт. - Мы долго соседствовали с этими сельдями на борту 'Гончей', хватит, предоставим им мчаться впереди, пусть они несут в Джагайю весть о Черном Рыцаре!
Так не спеша они и продвигались на юг, и кристалл золотого мага Байвенны светил им в спину. Махаба наконец освоился с доспехами, старый конь нес громыхающую ношу мерно и ровно. Морт еще несколько раз пытался шутить, но в конце концов мрачное настроение спутников передалось и ему, так что маленький отряд шагал в молчании.
