серьезных потерь. Серьезные — это когда ты не можешь дальше двигаться и вести огонь. Мелкие ранения давно никто не считает.
Точно так же, относительно легко, прошли до второго здания — на сей раз пришлось выпустить пару коротких очередей из крупняка и поработать по окнам, чтобы выбить засевших в комнатах стрелков, — а окон много, здание четырехэтажное. И чистить его нам…
Как снайпер, я шел последним — не потому, что так меньше риска. Просто любое мелкое подразделение в городском бою целесообразно разбить на две группы — огня, с тяжелым вооружением и снайперскими винтовками, и маневра — которые, собственно, и чистят здания под прикрытием группы огня. Получилось, что у нас четыре человека в группе огня — с двумя пулеметами, обычным и крупнокалиберным, и двумя снайперскими винтовками, и шесть человек в группе маневра. Голощекина тоже можно считать за бойца, стрелять он худо-бедно умеет, а нам сейчас каждый ствол, каждый стрелок — на вес золота. Хотя бы вторым номером у пулеметчика побудет, и то дело…
Опа… Отвлекаюсь. А кто это у нас вон там, с тыла на машине появился…
Хлоп — и сник пулеметчик за турелью, так и не понял, что происходит, только навел пулемет в ту сторону, откуда стреляют, — и на тебе. Мозги по всему кузову.
Хлоп — и треснуло боковое стекло со стороны водителя, пошло белесыми, расходящимися в стороны от аккуратной дырки трещинами, сама же машина пошла юзом — кажется, кто-то, кто сидел на переднем пассажирском, пытался выровнять машину, но безуспешно. Еще один в кузове начал лупить из автомата — в противоположную от нас сторону.
Машина остановилась-таки — уткнувшись в угол дома, я навелся, как смог, по воображаемой точке по центру капота. Тот, кто пытался выровнять машину, дверь открыл, выскочил — и тоже лег, за машину свалился…
Хорошо… По моей позиции даже не стреляет никто прицельно, только случайные пули если залетают. Но есть два печальных обстоятельства. Первое — осталось полмагазина и еще один целый. А вот дальше… Дальше худо будет — снайпера сразу вычисляют по одиночным выстрелам и валят из всего, из чего только можно. И патронов раздобыть негде — ну не попадается нигде… стоп-стоп… А пулемет-то на машине, которую я только что остановил… как раз германский. Беда только — до машины сотни две метров, и там двое сидят — один в нашу сторону постреливает, другой в противоположную. Видимо, думают-гадают — почему к ним снайпер интерес потерял. А это я думаю просто…
Прогуляться, что ли… Нельзя, рискованно. Пока туда да обратно — десять раз из окон подстрелят. Может, в домах, что впереди, удастся что-то найти, хоть пулемет.
Не может же быть, что эта винтовка под такой патрон одна-единственная и больше нет ничего.
А второе уже похуже. То и дело хлопает миномет, судя по звуку — батальонный. Сейчас по министерству стреляют, но если на нас наведутся — вот тут проблемы-то и возникнут…
— Сваливаем!
— Идите, прикрою…
Первыми должны уходить пулеметчики, им тяжеленную длинную дуру «КОРДа» тащить, патроны к нему, а вдобавок — и ручной пулемет. В общем — как слоны навьючены. Наше дело — их прикрыть и потом отходить самим, продвигаться дальше, в уже зачищенное здание…
О как! Проявились сразу же… Еще один пулемет. Был…
Последний из наших свалил — пора и мне. Остальные уже перебежали к соседнему зданию. Все пока просто — потому что за нас всерьез не взялись. Основная их цель — комплекс зданий министерства, а мы просто кусаем их. В спину. Больно, неприятно, но что поделать. Если они, например, выделят отряд человек пятьдесят — со снайперами, с пулеметчиками, с гранатометчиками, — то вечер для нас перестанет быть томным.
Очередное здание — закопченное, выгоревшее изнутри, изгаженное, покинутое людьми, наполненное едко пахнущим дымом. Темные, едва различимые силуэты прикрывают окна, двери — в общем, места возможного проникновения противника. Где-то дальше, в самом здании вяло перестреливаются — верх с низом, похоже, кто-то наверху таки уцелел. Сбоку, у стены, кого-то бинтуют — Чижик, птаха вольная…
— Что?
— Снайпер… Соседнее здание…
— Сняли?
— Нет…
— Где конкретно?
— Забыли спросить, б…
Вот и накаркал — прогулка и в самом деле перестает быть томной.
— Бесшумка?
— Нет. Из глубины комнаты откуда-то стреляет. Старый прием… Если, кстати, снайпер за нас взялся — значит, круто мы им насолили, надо тактику менять.
— Здесь засесть можем?
— На кой?
— Толпой он нас отсюда не выпустит. Мне надо в одиночку с ним разобраться. В одиночку я пройду дальше, остальные — не пройдут.
— Добро… Опознание?
— Три-один-три. Рацию?
— Добро… Рацию возьми, мой позывной испокон веку — Бобер.
— Вороном назовусь…
Три-один-три, это схема выстрелов, сигнал, что впереди — все чисто, можно идти…
Траверз п. Бейрут, три километра от берега
Ночь на 01 июля 1992 года
Лодки покачиваются на воде — иссиня-черные, низко сидящие на воде, да еще прикрытые сверху маскировочной сетью, они похожи на плавучие острова тины и тростника, которых вообще-то в море быть не может. В лодках замерли в ожидании приказа, сжимая в руках оружие, экипажи флотского спецназа. Командир специальной группы досадливо смотрит на часы — до рассвета остается не так уж и много времени, а ночь, желательно непроглядная, — лучший друг разведчика-диверсанта. По резиновым бортам с тихим плеском шлепают волны.
Станция спутниковой связи оживает, когда на часах без десяти минут три по местному времени. Через два часа ночь начнет отступать. Командир надевает наушники, спецназовцы начинают шевелиться, разминая затекшие от долгого неподвижного лежания мышцы.
…
— Вас понял, Нептун! Вторая волна десанта идет за нами, сигнал к общей атаке — «вспышка», код опознания «три-один». Конец связи.
Командир снимает наушники, оглядывает беспросветную чернь моря вокруг, щелкает пальцем по закрепленному у гортани микрофону, привлекая внимание остальных.
— Внимание, получен приказ атаковать. Основная задача — расчистить путь воздушному десанту, ликвидировать опасные для вертолетов цели. Командирам лодок доложить готовность!
— Четыре-один готов.
— Семь-один готов.
— Начинаем выдвижение штурмовым ордером, соблюдая максимальную скрытность. Снайперов на нос лодок, работаем тихо! Без команды не стрелять! Как поняли?
— Четыре-один принял.
— Семь-один принял.
— Начать движение!
Черные тени перестраиваются — теперь они идут широким фронтом, прикрывая друг друга, —
