Полыхнула вспышка — и перед глазами водителя, изо всех сил жмущего педаль газа и даже не видящего, куда он едет, вздыбился капот — но это было даже хорошо. Укрепленный капот прикрыл лобовое стекло, тоже нестандартное — от пуль боевиков, ни капот, ни стекло не могли по отдельности остановить автоматную пулю, но так, вместе, смогли…
Удар! Машину тряхануло, и водитель понял, что это Мосин — два, он не успел дать задний ход — и сейчас его машина толкала назад не только себя саму, но и машину Мосина — два. Барабанили по железу пули, уже пахло дымом, заходился в истошном реве двигатель — но он работал и они ехали. Ехали!
— Мосин — два, это Мосин — один, выйди на связь! Мосин — два, это Мосин — один…
Двигатель, сделавший и так больше, чем он мог для спасения сидящих в машине людей, взревел на немыслимо высокой ноте — и захлебнулся…
— Из машины! Быстро!
Водитель и пассажир машины Мосин — один выскочили почти одновременно, не забыв оружие и прикрываясь от градом летящих пуль распахнутыми дверцами машины, в которых были вделаны бронепластины. Водитель машины бросился на землю, но стрелять не стал…
— Под машину! Укрыться! Живо!
В этот момент где-то там, на высоте, в непроглядной ночной темени заработала установленная на самолет автоматическая пушка — и узкую, высвеченную только вспышками очередей теснину улицы осветили ярко-желтые костры артиллерийских разрывов…
Оператор разведки, дав увеличение, рассматривал место, где на русских спецназовцев была организована засада. Сейчас грузовик, перекрывавший дорогу, горел, искореженный несколькими прямыми попаданиями, фигурки, которые до этого бежали за машиной, стреляли — это было похоже на тонкие как паутина раскалено-белые нити — лежали как куклы, разбросанные по ковру маленькой девочкой, которой надоело с ними играть. Некоторые еще шевелились.
— Сопротивление подавлено. Дай еще тридцаткой.
— Есть, огонь малым, короткими очередями, цели пять-три — начали!
Огонь тридцатимиллиметровой мотор-пушкой Гатлинга не был похож ни на что другое, несколько тысяч выстрелов в минуту, сплошная стена огня. Самолет, когда пушка давала залп — пробивала мелкая зубодробительная дрожь — а внизу на земле это выглядело как светлая, широкая дорожка, брызжущая искрами, как разливаемый по формам расплавленный металл…
Тридцатимиллиметровые снаряды сожрали улицу, уничтожив тех, кто еще оставался в живых…
Тяжелый штурмовик — это нечто, ты боишься его даже тогда, когда он на твоей стороне. Араб, он же Мосин один-один[82] не хотел знать, как это бывает, когда ты — против, хотя он слышал рассказы того же подполковника Тимофеева: не уточняя когда и в какой стране это было, он рассказал, как один раз пришлось скрываться от охотящегося за ним североамериканского штурмовика AC-130H, примерно то же самое что и наш Громовержец — семь, только похуже. Таких как подполковник Тимофеев было мало — обычно если за тобой охотился тяжелый штурмовик, рассказать как это было ты уже не мог. Выживших в таких случаях обычно не бывает.
Визжащие над головой, бьющие по железу пули утихли сразу, как раздались первые разрывы — и Араб сразу определил — пятьдесят семь миллиметров, полуавтоматика, бьет осколочно-фугасными. Осколки истребляли боевиков как саранчу, боевики заметались в поисках укрытия — но укрываться тут было негде. Напоследок, Громовержец дал залп из мотор-пушки, и вот это было по-настоящему страшно. Грозный рев, алые просверки молний, бьющих с неба по земле, и сплошная стена разрывов. Араб лежал, обхватив голову руками, и ждал…
Наконец — все утихло. По ним никто не стрелял…
Араб поднялся на ноги, закашлялся — разрывы подняли в воздух чертову тучу пыли. Подтянул повыше цветастый арабский платок — шемах, прикрывающий рот и нос, посмотрел вперед, туда, где была засада. Ничего не увидел — только стену пыли, дыма, и в этой мути впереди что-то горело… пламя было похоже на огонь маяка в плотном как вата тумане.
Было холодно…
— Бес! Ты цел?
С противоположной стороны машины поднялся Бес — он и вовсе умудрился залезть под саму машину.
— Черт… Вот это врезали…
— Свяжись со Звездой…
Подобрав автомат, Араб подошел ко второй машине, которую они протаранили — и наткнулся на автоматный ствол из кабины.
— Свои! — резко сказал он по-русски — все целы?
— Так точно, господин…
Водитель вовремя сообразил, что если он сейчас произнесет звание — то это обернется для него тридцатью километрами по окрестностям с набитым камнями неподъемным рюкзаком. После возвращения. Произносить звания и настоящие имена, находясь на боевом задании категорически запрещалось — спецназовцы вообще не любили имена и звания, даже на базе обращаясь что друг к другу, что к старшему по званию исключительно по боевым кличкам. К кому то и по званию обратятся — но это будет значить либо то, что ты чужой и у тебя не клички, либо что тебя не уважают. Водителя машины Мосин — два звали Лис, а пассажира Зверь, и оба они закончили Южный учебный центр подготовки войск специального назначения, alma-mater для многих, очень многих из тех, кто сейчас с оружием в руках пытается навести порядок в регионе. Кроме того Лис закончил курсы десантников под Иваново-Вознесенском и имел допуск на высотные и сверхвысотные прыжки, а так же прыжки с длительным планированием, а Зверь закончил курсы боевых пловцов на Иссык-Куле и был квалифицированным боевым пловцом, специалистом по подводным взрывным работам. Ни Араб ни Бес не были ни парашютистами-высотниками, ни боевыми пловцами — но у них это был двадцать восьмая выброска за линию фронта, а у Лиса со Зверем — первая. Это был джокер, карта, которая била любые другие…
— Посмотри, машина исправна или нет.
Араб вернулся к своей машине, Бес протянул ему гарнитуру рации.
— Звезда — три, это Мосин — один, докладываю, прием.
— Мосин — один, я получаю картинку. Что там у вас произошло, прием?
— Мы нарвались на засаду, они явно ждали нас. Один попытался открыть дверь машины, пришлось его завалить.
Подскочил Лис, хлопнул командира по плечу, показал — машина неисправна.
— У нас без потерь, но обе машины выведены из строя, прием.
— Мосин — один, вы там осиное гнездо разворошили. Наблюдаю активность по всему городу, активность, скорее всего враждебная. Ваши предложения, прием?
— Звезда — три, мы продвинемся до объекта пешком и выполним задание. Затем найдем транспорт и покинем город. Молот — один нас прикроет, прием…
— Мосин — один, принято. У вас сто пять минут, дальше Молот — один уйдет на дозаправку, учитывайте это, прием.
— Звезда — три, принято. Конец связи…
Араб вернул гарнитуру Бесу, тот уже вложил рацию в полагающееся ей место в рюкзаке. Рация по размерам была примерно с небольшой ноутбук, весила три с четвертью килограмма. Затем он показал «общий сбор», подошли Лис и Зверь. Оба уже забрали из машины свое оружие — у Лиса был штатный Коробов с подствольником, у Зверя — ПКМ с коротким «штурмовым» стволом, складным прикладом и «вертолетной» системой питания — лента на шестьсот патронов и рюкзак. Удобно — не надо думать о перезарядке.
Тоже Рэмбо насмотрелся — Араб обходился короткоствольным Калашниковым, Бес в последнее время носил РПД — ручной пулемет Дегтярева, переделанный оружейниками Командования специальных операций в тяжелую штурмовую винтовку, примерно так, как это делали казаки. Пулемет с лентой на шестьсот патронов — это оружие не спецназа, это оружие штурмовых частей морской пехоты, Зверь этого
