другое? Это была… шутка?..
- Нет… - хмуро ответил Лесли, не поднимая взгляда.
- Но ты не можешь!!!.. Ты обязан!!! - забыв про раны и травмы, возопил Агафон так, словно вся воздушная армада грабастиков обрушилась на его бессчастную головушку.
- Нет, - изучая теперь уже покрытый гуано пол под ногами, непреклонно покачал головой лесоруб. - Извини, крестный… Спасибо тебе, конечно… за помощь там… за доспехи… и за всё такое прочее… Ты хорошо постарался… Даже со страусом… и с тыквой… хоть и меня чуть не убил… и… но… Может, ты действительно хотел, чтобы было как можно лучше… только для кого - не понятно… И я тебе благодарен, само собой… и всё такое прочее… Но не обязан. Если я был идиотом, послушав тебя раз… это не значит, что таким дураком я должен оставаться и дальше.
- Но ты не имеешь права!!! Так нечестно!!! - отчаянно сжимая кулаки, взвыл студент, едва не бросаясь на упершегося, как бык на мосту, крестника. - Своим ослиным упрямством ты подводишь всех!!! Меня!!! Нас!!!..
- Послушай, Агафон, - уже чуть раздраженно глянул исподлобья на фея Лес. - Тебе надо - ты на ней и женись. На высочестве, то есть. На ее. А нормальным людям голову больше…
- Погодите, погодите… - прищурившись цепко, бросил умывание и поднялся на ноги шевалье, бесцеремонно прерывая почти семейную ссору. - Что означает 'хорошо постарался со страусом и тыквой'?
- А отчего ты назвал волшебника 'крестным', принц? - недоуменно сдвинула брови тетушка Жаки. - Он же тебе в браться годится!
- И разве крестные и крестники - это не обычай фей - покровительниц небогатых девушек? - недоуменно припомнил рыцарь.
- И я думала, что Агафон - это имя его высочества, а тебя звать Агафоникус, - перевела вопросительный взгляд на мага герцогиня.
- И что это значит - 'тебе надо, ты и женись'?! - щеки принцессы под недосмытым слоем крови и грязи горели ярче костра, а глаза метали в пристыженно умолкших сообщников всё, что попадалось в поле зрения.
Чародей тоскливо выдохнул и уныло втянул голову в плечи, понимая, что и уворачиваться, и изворачиваться теперь бесполезно.
Тупоголовый болван…
Дубина стоеросовая…
Олух деревенский…
Хотя… если бы ему, Агафону, светило жениться на такой выдре, как эта коза…
Его премудрие сомневался, что он продержался бы в женихах дольше своего злополучного крестника.
- Я требую объяснений! - приказала принцесса звенящим то ли от гнева, то ли от нежданного оскорбления голосом - словно перчаткой по лицу хлестнула[84].
- Да, объясните, пожалуйста, молодые люди, насчет брака, - сухо глянула на дровосека герцогиня.
- И насчет брака - тоже, - похолодел и потяжелел взгляд де Шене, а пальцы непроизвольно сомкнулись в кулаки.
- Объяснить… - пришибленным эхом выдавил студиозус.
- 'Объяснить, ваше высочество'! - брызжущим ядом тоном внесла поправку Изабелла, и печальный школяр скукожился еще больше.
- Объяснить…
А почему бы и нет? Что ему было терять?
Какая, в пень горелый, разница, кто еще, кроме факультета фей, узнает эту идиотскую историю про Норму Дюшале и ее предприимчивую подружку?
Всё равно из Школы его теперь попрут…
- Объяснить… - убито повторил студент, словно не помнил иных слов, вздохнул еще раз, и скучным- прескучным голосом начал: - Однажды самая старая фея, мадам Дюшале, была призвана своей давнишней приятельницей - деревенской молочницей - на родины к внучатой племяннице…
Когда Агафон завершил краткий пересказ предыдущих семнадцати лет и двух дней, колючие разящие вопросы посыпались на их с крестником головы, как залп целой армии лучников-снайперов:
- Значит, ты не принц?
- И даже не дворянин?
- И злонамеренно обманул герольдов?
- И меня?
- И нас всех?
- Оба обманули?
- И ты отдал ему свой титул?
- Отказался от своего рода?
- Ради чего?
- Чтобы тебя не выгнали из какой-то презренной Школы?
- Чтобы заморочить всем головы?
- Да я скажу отцу, и он разгонит ваш притон полоумных шептунов за пять минут!
- Вы часто хихикали за нашими спинами, молодые люди?
- Воображали, что вы - самые умные, да?
- А еще вы мошенничали на турнире при помощи магии!
- И свалили всё на другого!
- У этого другого есть имя, деточка.
- А мне глубоко безразлично, что у него есть, и чего у него нет, потому что ты видишь, тетушка, видишь - они все одинаковые!!! - взъярилась Изабелла и шагнула к снедаемому стыдом и раскаянием Лесли, исступленно сжимая кулаки, словно хотела ударить, излупить, измолотить нахального самозванца, мужлана, хама, да как он смел!..
Одно дело, когда отказываешься ты.
Но когда отказывают тебе… да еще тот, кого считала карманной игрушкой, заводным солдатиком, чем- то раздражающим, но пожизненным и невыводимым, вроде родимого пятна…
Негодяй!
Он за это поплатится!..
Лесоруб понурил голову, но не отступил[85].
Да если бы даже и было куда отступать - сейчас, когда с души у него впервые за два дня словно замок Гавара свалился, он был готов принять любое возмездие, претерпеть любое наказание, смириться с какой угодно карой…
Обнаруженная вина - словно вскрытый нарыв: один раз больно, но заживет скорее, любила говаривать его бабка.
Был самовлюбленным ослом - получай за это.
'По мощам и елей', - еще одно любимое ее присловье.
Лесоруб глянул искоса, отыскал украдкой глазами Грету - осунувшуюся, бледную, будто раненую, сверлящую взглядом загаженный грабастиками пол под ногами, вспыхнул, и торопливо опустил глаза.
По-хорошему, надо бы ей сказать, что он сожалеет, что виноват, что был дураком и подлецом, что своего ума нет - чужого не прибавишь… Но что из этого она еще не знала? По-хорошему, конечно, надо бы все равно… Пусть не простит. Пусть обругает. Пусть ударит. Он бы на ее месте, если бы после эдакого фортеля кто-то полез к нему извиняться и дружбы снова искать, так этому гаду врезал - через полдеревни бы летел кубарем… Надо бы, само собой, извиниться…
Но стыдно ему было так мучительно, так больно, что даже посмотреть, не то, что приблизиться или заговорить, не мог найти он в себе силы.
Бедная Грета…
Сколько она из-за меня перетерпела…
