существовать, хотя и не в таких масштабах, как раньше. А после его смерти «все население Дагестана» вернулось к «закону гор». Они выбрали в каждой деревне людей, которые должны были следить за соблюдением этих обычаев, а от шариата Шамиля осталось только воспоминание. В настоящее время закон адата применяется при отправлении правосудия с одобрения русского правительства; а в менее доступных частях Кавказа по-прежнему царит закон кровной мести. Однако в Дагестане, где влияние цивилизации более ощутимо, произошли значительные изменения. Убийцы подвергаются наказанию в соответствии с русским законом. В то же время в других районах, например в Чечне, возвратившиеся из Мекки хаджи также обратили свое внимание на эту проблему.
Судя по всему, действительное число мюридов не было очень большим. Мы знаем, что во времена Шамиля мюридами были лишь его охранники и приближенные (наибы). У Шамиля было не более 132 мюридов. Но поскольку русские использовали слово «мюридизм» для описания движения, доказывающего враждебность горцев, то мюридами стали считать всех дагестанцев, взявших в руки оружие и выступивших против русских.
Глава 16
1829–1832
С момента его открытого выступления карьера Кази-Муллы была короткой, но бурной, отмеченной заметными успехами и столь же заметными поражениями. Она закончилась смертью и окончательным поражением, но это была смерть, которая лишь усилила его пошедшую было на убыль популярность, а поражение для русских оказалось пирровой победой.
Его первое воззвание к народу Дагестана с призывом к священной войне было написано в 1829 году, а первое открытое действие в 1830 году было направлено против его же собственного бывшего учителя Сагида из Аракани.
Внезапно напав на этот живописный аул во главе большого отряда фанатиков, Кази-Мулла уничтожил дом Сагида, сжег все его ценные книги и рукописи, работу всей жизни, и заставил вылить на землю все вино в Аракани. Жители аула, конечно, сначала оказывали сопротивление нападавшим, потому что Сагид был их гордостью, но мюриды заставили их подчиниться и взяли в заложники. Самому Сагиду удалось бежать в самый последний момент, и он укрылся у Аслан-хана. Воодушевленный этим успехом лидер двинулся на Каранай и Эрпели, поскольку имел основания сомневаться в их преданности общему делу. Вновь захватив там заложников, он отправил их в Гимры и посадил в глубокие ямы, точно такие же, какие Шамиль впоследствии использовал для русских пленных в Дарго, Ведене и других местах. Далее Кази- Мулла пошел на Миатли, что на реке Сулак, ниже Гимр, и там расстрелял кади за неподчинение его приказам. Фактически с момента начала его боевых действий он инициировал (хотя сам это категорически отвергал) систему терроризма, которая была усилена его преемником Хамзад-беком и доведена до крайности Шамилем. Однако Кази-Мулла был достаточно умен, чтобы полагаться на одну лишь силу. Кади Акуши, например, будучи главой мощной свободной общины Дарго, был слишком силен, чтобы мюриды могли атаковать ее своими нынешними силами, и Кази-Мулла решил прибегнуть к силе убеждения. Аварское ханство, которое в то время включало в себя лишь часть аварских племен и земель, также могло считаться слишком сильным, чтобы атаковать его, но после схода в Гимрах, на котором присутствовали религиозные лидеры всех районов Дагестана, единодушно провозгласившие Казн-Муллу имамом, он решил все-таки пойти на штурм. В это время хан не имел реальной власти, которая находилась в руках его матери Паху-Бехи, женщины мудрой и мужественной, которая представляет собой один из многочисленных примеров того, что мусульманские женщины далеко не всегда отстранены от власти.
4 февраля 1830 года во главе около 3000 человек Кази-Мулла двинулся на Анди, где к нему присоединилось еще столько же людей, хотя сначала население этой страны, опасаясь сворачивания торговых отношений с русскими (они торговали бурками) и чеченцами, жившими внутри русских оборонительных линий, не выказывали особого желания присоединяться к движению против хана Аварии.
По пути Казн столкнулся с вооруженной оппозицией со стороны жителей соседних аулов Ирганай и Касатлы, однако легко победил их, потеряв только 27 человек убитыми и ранеными, после чего отослал 60 заложников в Гимры и Унцукуль, где их тоже посадили в ямы.
История похода в Аварию в полном объеме демонстрирует его невежество и фанатизм, при этом показательна одна деталь, если рассматривать ее в связи с предполагаемым еврейским происхождением этого народа. Он прошел весь путь от Гимр пешком, поскольку еще не поднял знамя газавата, и держал себя столь приниженно, что считал грехом ехать верхом. Время от времени он останавливался, наклонялся вперед, приложив руку к уху, как будто прислушиваясь к чему-то, хотя в горах царила тишина. Когда его последователи спросили, что он делает, он ответил: «Разве вы не слышите? Я слышу бряцание цепей, в которых ко мне ведут русских пленников!» Затем, сев на камень, он стал излагать свои идеи и строить планы о будущей славе ислама. «Когда мы изгоним гяуров с Кавказа и возьмем Москву, мы пойдем в Стамбул, и если увидим, что султан – религиозный человек, строго следующий нормам шариата, то не тронем его и пальцем; если же нет – горе ему, мы закуем его в цепи, а его империя перейдет в руки верных сынов ислама». Когда он приблизился к Анди, ему навстречу вышли все жители, и «многие срывали и разбрасывали вокруг себя одежды». Вероятно, если бы поблизости были деревья, то «другие» срубили бы «ветки с деревьев и устлали бы ими путь».
Этот эпизод произвел необыкновенное впечатление на население многих регионов Кавказа. В самой Аварии большая часть населения приняла ислам, но столица Хунзах, город, в котором было более 700 домов, была в основном заселена беженцами из разных районов Кавказа. Большей частью это были разбойники, не желающие подчиняться суровым законам мюридизма. Построенный на высоте 1690 метров над уровнем моря, откуда идет спуск к Авар-Койсу, Хунзах имел сильные укрепления и оборонительные башни, и Паху-Бехи, предположив, что может рассчитывать на верность жителей, решила бросить вызов Кази-Мулле и защищать столицу до конца. 14 февраля 1830 года мюриды пошли в атаку двумя отрядами, которыми командовали сам имам и Шамиль. Они шли в бой с криками «Бог велик, нет другого Бога, кроме Аллаха». Разбойники Хунзаха никогда не видели и не слышали ничего подобного; у них в буквальном смысле опустились руки, и беспорядочный огонь, который они вели, вдруг стих. В этот момент, словно видение, перед ними появилась фигура Паху-Бехи. Она была ужасна в своем гневе, с мечом в руке, с пылающими щеками и горящими глазами. «Авары, – воскликнула она, когда все обратили на нее свои взоры, – вы недостойны носить оружие. Если вы боитесь, отдайте свое оружие нам, женщинам, а сами спрячьтесь за нашими юбками!» Задетые этим горьким укором, защитники вновь взялись за оружие как раз тогда, когда враг был готов влезть на крепостные стены, и отбросили его назад. Увидев это, те авары, которые присоединились к мюридам, отделились от них, и последние обратились в бегство, оставив на поле боя 200 человек убитыми, много раненых и 60 пленных в руках торжествующей ханши. Над Шамилем нависла опасность быть убитым своими потерявшими разум последователями, но его спасло вмешательство дервиша, первого из многих едва избежавших смерти. Этот факт был важен для суеверных горцев, которые посчитали его избранным Аллахом для работы на земле. Хаджи-Мурат, как его впоследствии нарекли, собрал все знамена и штандарты, оставленные мюридами на поле боя, и отослал их в Тифлис, как доказательство верности Аварии России, а Кази-Мулла в смятении вернулся в Гимры, заявив, что это поражение было наказанием свыше за отсутствие веры у людей и их аморальность.
Он намеревался, взяв Хунзах, завоевать ту часть Чечни, которая называлась Аух, и атаковать русских в их крепости Внезапной. Зная это, русский командир барон Розен поспешно направился на защиту того места с небольшим, но мобильным отрядом. Услышав о событиях в Хунзахе, Розен поспешил на гору Харахс и там принял присягу на верность от жителей всех деревень района Койзубу, за исключением Гимры. Удовлетворившись этим, он отошел вместе со своим отрядом, чем и воспользовался Кази-Мулла, чтобы убедить своих павших духом сподвижников в том, что русские не посмели атаковать его. Через несколько недель он снова был во главе крупного отряда в Агач-Кале («Деревянная башня»), или Чумкешкенте, как его еще называли. Это было абсолютно неприступное место в покрытых густым лесом горах к югу от Эрпели. Русские под командованием генерал-майора князя Бековича попытались выбить его оттуда, но безуспешно. Овеянные еще большей славой крупного войска, они двинулись на Атли-Буйюн, деревню между Петровском и дорогой на Шуру, одержали там победы еще над одним русским командиром, бароном
