посвящен муллой Мухаммедом, став мюридом и имамом.
Хотя Джамалуддин выдал свою дочь Загидат за Шамиля и с тех пор был его лучшим другом и мудрым наставником, он сначала отказался признавать газават и даже запрещал Кази-Мулле объявлять его.
После этого Кази-Мулла совершил еще одну поездку в Ярагиль и обратился к мулле Мухаммеду со следующими словами: «Всевышний в своей Книге велит нам сражаться с неверными и безбожниками, но Джамалуддин не дает свое разрешение на эту борьбу. Чьему слову я должен следовать?» – «Мы должны следовать словам Бога, а не человека», – был ответ, и с этого момента жребий был брошен. Вернувшись в родной аул, он начал проповедовать, в основном говоря о необходимости восстановить шариат, а для этого – отказаться от «закона гор». Одновременно он говорил своим слушателям о политическом равенстве всех истинно верующих, которые поклялись в верности только святым людям, и никому более. Только эти святые люди, очевидно, достойны милости Аллаха и доверия людей. Отсюда следовало, что подчинение русским не было ни обязательным, ни похвальным, хотя и позволительным в качестве временной меры, когда сопротивление казалось безнадежным. Но сначала он мудро воздержался от открытых призывов к священной войне, час которой еще не наступил, хотя и неуклонно приближался. Кази-Мулла был не только красноречив, но и образован, поскольку он наизусть знал более 400 высказываний, приписываемых пророку, и всегда к месту цитировал их. Скрывая до поры свою истинную цель, он выступал только как религиозный реформатор и скоро завоевал себе такую репутацию, что шамхал Тарку, генерал-майор на русской службе и верноподданный царя, пригласил его в свою столицу, позволил ему проповедовать в мечети в Казанишчи и назначил его судьей в Эрпели. Аслан-хан из Кази-Кумуха, чья верность России была более сомнительной, также пригласил его к себе, так что слава его скоро распространилась по всему Дагестану. По мере того как число его последователей росло, он постепенно отбросил сдержанность и осторожность, но только в конце 1829 года стал открыто призывать своих слушателей в Гимрах готовиться к священной войне. Задолго до этого внимательным наблюдателям должно было стать очевидно, что его проповеди не имеют никакой другой цели, и можно спросить, что все это время делали русские и почему они ничего не предприняли, чтобы предотвратить грозившую им опасность. Ответ заключается в том, что, хотя они и подозревали о том, что творится у них под носом под видом религиозной реформы, все их внимание было сосредоточено на войнах с Персией и Турцией. Обе этих страны всячески поощряли происходящее в Дагестане, причем не только косвенно, но и прямо, посылая своих эмиссаров, подстрекая горцев на выступления против русских в надежде отвлечь часть русской армии от зоны конфликта. Персы снабжали своих агентов деньгами и пытались достичь цели, играя на их жадности. Турки же довольствовались тем, что воздействовали на религиозные чувства дагестанцев и на их обостренное чувство чести, поскольку считали, что моральные стимулы могут быть действеннее материальных. Без сомнения, тот факт, что персы были шиитами, способствовал их неудачам.
Теперь давайте обратим свое внимание на ту сторону религиозной реформы, которая с начала практической деятельности движения заменила весьма туманное учение тарикат. Проповедуя восстановление законов шариата, мулла Мухаммед и его сторонники преследовали двойную цель. Сочетая гражданский и религиозный законы, изложенные в Коране, шариат был неотъемлемой частью религии всех истинных мусульман, и ни один истинный религиозный реформатор, надеявшийся влиять на народ в целом, не мог не настаивать на следовании его законам. Однако в Дагестане шариат имел еще и политическое значение, поскольку основной трудностью на пути освободителей была не мощь России, но слабость их собственной страны, и эта слабость проистекала из внутренних распрей. Дагестан был поделен на многочисленные ханства и свободные общины, говорящие на разных языках и состоящие из представителей разных народов. Они постоянно враждовали, причем речь шла не только о ханствах или общинах, но даже о деревнях и домах – и так было с незапамятных времен. И ничто так не способствовало подобному положению вещей, как кровная месть, на которой не просто настаивал, но которую поощрял «закон гор». Об этом можно говорить бесконечно, но будет вполне достаточно, если мы приведем пару примеров, показывающих, какие масштабы этот обычай принял в Дагестане.
Триста лет назад, как говорил Шамиль, житель деревни Кадар, что в Мехтули, украл курицу у своего соседа, а тот в отместку украл у него овцу. Тогда первый украл у второго уже две овцы, а второй у первого – корову. Тогда зачинщик всей этой истории украл у соседа коня, что привело последнего в такое негодование, что, не найдя вещи, сравнимой по ценности с конем, он убил своего соседа и покинул деревню. Пролитая кровь требовала новой крови, однако убийцу никто не мог найти; поэтому родственники убитого в отсутствие виновного и в строгом соответствии с законами рода убили его ближайшего родственника. Теперь кровная вражда приобрела грандиозный размах, и длилась она в течение трех веков – за это время счет невинно убитых пошел на сотни. И все это из-за одной курицы!
Еще один подобный случай, также рассказанный Шамилем, произошел в Чохе, что в 25 верстах от Гуниба, в ауле, известном как место, где потерпел поражение Надир-шах (1742 год) и где русские безуспешно вели осаду под командованием Аргутинского-Долгорукова в 1849 году. На сей раз конфликт возник не из-за домашней птицы, а из-за прекрасной девушки. Влюбленный юноша нанес визит своему предполагаемому тестю и потребовал от него согласия на брак. Получив отказ, он потерял голову от гнева и своим кинжалом нанес смертельный удар отцу девушки. Однако тот успел выстрелить в своего убийцу. На шум выстрела и крики женщин прибежали соседи. Поскольку все они были родственниками либо одной, либо другой стороны, сразу же возникла нешуточная ссора. От слов скоро перешли к действиям, и драка была столь ожесточенной, что в скором времени было убито или ранено более 25 человек. Еще один конфликт произошел около 180 лет назад в овчарнях деревни Цебилда, в Анди, когда поссорились пастухи, развлекавшиеся стрельбой в цель. Один из них был убит (случайно или преднамеренно – неясно), за чем и последовало вооруженное столкновение, в котором участвовали даже старики и женщины. В результате из всего селения в живых осталось 4 человека. В 1826 году в Виликенте (район Кайтаго) вспыхнула ссора в комнате, где находилось 14 человек, – погибли все, кроме одного случайно уцелевшего. Ну а причиной ссоры была кровная вражда, которая уже унесла не одну жизнь. В принципе такие примеры можно приводить до бесконечности, – они будут различаться в деталях, но по сути будут совершенно идентичны. И это касается не только Дагестана, но всех горных районов Кавказа. Такие случаи в корне противоречат сути Корана, что дает основание предположить, что эти родовые обычаи существовали задолго до мусульманского завоевания. Генерал Комаров утверждает, что население Дагестана до последнего времени было языческим. Следует отметить, правда, что широко распространено и диаметрально противоположное мнение. Он также указывает, что некоторые племена безропотно приняли ислам, в то время как другие противились этому и, как следствие, были жестоко подавляемы арабами. В любом случае мы ничего не знаем о существовании там христианских общин. Руновский, которому мы обязаны многими интереснейшими деталями жизни Шамиля, чьим охранником он был в Калуге, считает, что мусульмане из природных и других соображений выбрали для себя из Ветхого Завета заповедь «око за око», но при этом игнорировали «пожелание» Нового Завета прощать своих врагов. При этом он добавляет, что дагестанцы «исправили» старую иудейскую заповедь об отмщении, добавив, что за одно око будет взято два и даже больше. На наш взгляд, это очень поверхностная точка зрения. На самом деле они никогда не отказывались от своих родовых обычаев, а если и делали это, то возвращались к ним, как только хватка арабов на покоренных землях ослабевала, как это случилось в 1859 году после пленения Шамиля.
Более того, отрывки из Корана звучат так: «А если кто будет убит несправедливо, то мы даем его наследнику право требовать удовлетворения, но он не должен преступать границы, убивая убийцу слишком жестоким способом или мстя за пролитую кровь своего брата другим людям». И еще: «О истинные верующие! Закон возмездия обрекает вас на смерть и убийство; свободный умрет за свободного; слуга – за слугу; женщина – за женщину. Но тот, кого его брат простит, может быть наказан и может понести справедливое возмещение за сделанное – возможно, это будет штраф. Это – снисхождение от Бога и его прощение. И тот, кто преступит этот закон и убьет убийцу, будет подвергнут суровому наказанию». Таким образом, здесь нет рекомендации быть милосердным, а лишь разрешение быть таковым.
Шамиль насаждал шариат огнем и мечом, а потому был вынужден позволить повсеместное применение законов Мухаммеда. Однако, воспользовавшись его же ограничениями, он пресекал любой случай мести, если тот был направлен не на самого убийцу, а на его родственников. Следует понимать, что это было огромным шагом вперед, особенно если мы вспомним вышеприведенные примеры. Более того, он всячески поощрял проявление милосердия и материальную компенсацию, как более угодные Аллаху. Однако обычаи были сильнее, чем Шамиль. Даже когда власть Шамиля была самой сильной, кровная месть продолжала
