неприятелем был занят Бурундук-Кале, и в течение целого месяца Пассек отбивался от окружившего его врага. Эта оборона стала легендарной из-за перенесенных обороняющимися лишений.
Тем временем 9 ноября неприятель перешел Сулак и вошел на территорию шамхала, уничтожив охрану из 15 человек на берегу моря возле Тарку. Одновременно он появился в непосредственной близости от Шуры. На следующий день маленький гарнизон Гимр отошел без приказа к столице – это был разумный шаг, спасший людей от полного уничтожения. К сожалению, командира несправедливо обвинили в трусости. 11-го Шамиль лично появился в Казаничах, что в 16 верстах от Шуры, блокировал Гурко в столице, а также взял деревни на обоих берегах реки. Восьмидневная осада Низовой уже началась, крепость Евгеньевска также была окружена, так что 17-го, когда Хунзахский отряд был блокирован в Цириани, все русские войска оказались «запертыми» внутри этих четырех мест.
Положение было серьезным. В Низовой 346 человек отражали атаки 6-тысячной армии. В Цириани отряд Пассека был ослаблен наличием многочисленных больных и раненых. Если бы Пассек решил прорываться через Ирганайское ущелье, их пришлось бы просто бросить. Шура могла еще какое-то время отбивать атаки – но не вечно. В целом без внешней помощи дальнейшие катастрофы были неизбежны, в том числе и потеря всего Северного Кавказа; и при этом единственно, откуда можно было ждать помощи, – это с левого фланга, где командующим, к счастью, был Фрейтаг, и из Южного Дагестана, где командовал Аргутинский-Долгоруков. Обоим были направлены депеши с просьбой о помощи. Однако последний уже отослал войска на зимние квартиры на Самуре, чтобы они отдохнули после тяжелой кампании, когда они оказали помощь Клюгенау при Хунзахе. Когда он смог снова собрать их и дождался подкрепления, в горах лег глубокий снег, так что до Шуры он смог бы добраться только через Дербент.
Единственной надеждой оставался Фрейтаг, чьих сил было явно недостаточно, чтобы сдержать чеченцев; однако как раз наступило время призыва, и из Кабарды уже шло подкрепление. Ожидая прибытия новобранцев, он совершил бросок, чтобы помочь Низовой. Атака была великолепной, и после кавалерийской атаки 19 ноября враг был разбит. Однако Кумыкская равнина осталась открытой для нападения врага; но прежде чем неприятель осознал, что у него появилась такая возможность, Фрейтаг уже вернулся в Казн-Юрт со спасенным гарнизоном и с запасами, какие только сумел увезти; остальное было уничтожено вместе с полуразрушенной крепостью[116].
Теперь Фрейтаг начал создавать войско, достаточно сильное для того, чтобы оказать помощь Гурко в Шуре, и 14 декабря он вошел туда во главе 6,5 батальона, не считая 1550 рекрутов, 1400 казаков и 18 пушек, и на следующий день двинулся к Казаничам, где доставил Шамилю серьезные неприятности.
Это позволило Гурко наконец выступить на помощь Цириани, и на следующий день (17-го) он встретился в середине Ирганайского плато с транспортом Пассека, который последний с присущей ему расторопностью подготовил, услышав о прибытии Фрейтага. Цириани был благополучно эвакуирован; голодающий гарнизон добрался до Шуры 19-го, дав при этом бой неприятелю у Бурундук-Кале. Неприятель преследовал их всю дорогу и наконец напал на арьергард. Шамиль отошел в Аварию, местные отряды были распущены, а Гурко и Фрейтаг 22-го оставили Шуру, направившись каждый в свою штаб-квартиру. Рождество 1843 года выдалось не мирным праздником, а беспрестанной чередой боев, хотя и без них народы Северного Дагестана вряд ли можно причислить к «людям доброй воли». С 27 августа потери русских составили 92 офицера и 2528 рядовых, не считая 12 укреплений и 27 пушек.
Действительно, этот год был для России годом несчастий и беспрецедентного успеха Шамиля, омраченного лишь возможной потерей нижней Чечни и смертью его любимого военачальника Ахверды- Магомы, столь же знаменитого, как и Хаджи-Мурат, но только всегда верного Шамилю. Во главе многотысячного войска Ахверды двинулся на Шатиль, хевсурскую крепость в верховьях Шанты-Аргуна. Эта крепость была хорошо защищена, и на третий день осады аварский вождь был смертельно ранен. Мюриды отступили, взяв с собой двух пленных, одному из которых удалось сбежать. Другого принесли в жертву на могиле Ахверды-Магомы[117].
Что касается чеченцев, то, поскольку все внимание Шамиля было обращено на Дагестан, эти жители предгорий и равнин вынуждены были защищать себя сами, в результате чего они более, чем обычно, пострадали от последствий партизанской войны. В отчаянии они решили просить у Шамиля либо адекватной защиты, либо разрешения пойти на мир с Россией. Трудность заключалась лишь в том, чтобы найти смельчака, который решился бы обратиться к имаму, внушавшему всем ужас, с предложением, которое могло повлечь за собой смерть или, по крайней мере, суровое наказание посланника. Наконец, когда никто так и не изъявил желания выполнить такое поручение, было решено кинуть жребий и выбрать четверых представителей. Выбор пал на мужчин из аула Гуной, которые, верные природе своего народа, безропотно приняли выпавшую им долю. Однако, прежде чем отправить их в это опасное путешествие, чеченцы, знающие власть золота, дали им с собой значительную сумму денег. Конечно, Шамиля нельзя было купить, само предложение о взятке могло стать роковым для их надежд. Однако люди из его окружения не были столь щепетильны в вопросах чести, и посредники вполне могли найти кого-нибудь, кто за солидное вознаграждение мог бы гарантировать ходокам, что их петиция будет выслушана, а сами они вернутся затем домой. Имея в виду такую линию поведения, переговорщики направились в Дарго. Обсудив по дороге все вопросы, они пришли к выводу, что предложение их старейшины Тепи имеет смысл: они решили сделать ставку на мать Шамиля, почтенную старую женщину, известную своей набожностью и добротой. Было известно, что сын питает к ней глубочайшую любовь и уважение. Прибыв к дому имама, Тепи обратился к одному из его друзей, Хасиму-Мулле, которого очень ценила и любила мать Шамиля. После первых приветствий чеченский депутат осторожно намекнул на цель своего визита. Ответом был взрыв благородного негодования, который наверняка испугал бы его, если бы в запасе у него не было очень весомого аргумента. Дав возможность своему другу мулле немного успокоиться, он, как будто случайно, уронил мешок, в котором перекатывались золотые монеты. Эффект был поразительный. Глаза муллы блеснули, он наклонился и зачерпнул горсть монет, а затем с приятной улыбкой и изменившимся голосом спросил своего друга, откуда у него с собой столько золота. Тепи, поощренный изменением в настроении муллы, откровенно рассказал ему о своих надеждах, и ему удалось заполучить согласие муллы переговорить с ханум, которая, в свою очередь, могла замолвить перед Шамилем слово за чеченцев. Цена вопроса составила 2000 рублей.
В тот же вечер пожилая женщина пришла к Шамилю и после долгой беседы с глазу на глаз вернулась. Ее глаза были красны от слез. Можно только гадать, что произошло между Шамилем и его матерью. Вот что сделал Шамиль.
Хорошо зная, что смерть или наказание четырех депутатов от чеченского народа, скорее всего, подтолкнуло бы этот народ в объятия России, он предал желание чеченцев гласности и объявил о своем намерении удалиться для поста и молитвы, пока сам пророк не снизойдет до него и не выразит свою волю. Он заперся в мечети, вокруг которой по его приказу собрались мюриды и жители Дарго, чтобы их молитвы соединялись с молитвой Шамиля. Три дня и три ночи двери мечети оставались закрытыми, а толпа, собравшаяся у мечети, измученная молитвой и постом и доведенная до крайней степени религиозного пыла, тщетно ожидала появления имама. Наконец внутри здания послышалось какое-то движение: по толпе пробежала волна нетерпения; дверь медленно открылась, и на пороге появился Шамиль – бледный, измученный, с красными глазами, как будто после долгих рыданий. В сопровождении двух мюридов он молча взошел на крышу мечети, и по его приказу туда привели его мать, закутанную в белую шаль. В сопровождении двух мулл, медленными неуверенными шагами она приблизилась к сыну, который несколько минут молча смотрел на нее. Затем, подняв глаза к небу, он воскликнул: «О великий пророк Мухаммед! Священны и неизменны твои приказы! Пусть твой справедливый приговор исполнится, как пример всем истинным верующим!»
Затем, обращаясь к своим людям, он объяснил, что чеченцы, забыв о своей клятве, решили покориться гяуру и прислали сюда представителей, которые, не осмеливаясь обратиться прямо к нему, стали действовать через его мать, надеясь на ее вмешательство.
«Ее настойчивость и моя безграничная преданность ей заставили меня обратиться к Мухаммеду и узнать его волю. И вот здесь, в вашем присутствии, я провел три дня в постах и молитвах и, наконец, получил ответ на свой вопрос. Но его ответ привел меня в смятение, как раскат грома. Аллах повелевает мне наказать ста ударами человека, который первый передал мне позорное намерение чеченцев, и этот человек – моя мать!»
Затем по приказу имама мюриды сорвали с несчастной женщины белую шаль, схватили ее и начали
