полковника Левковича внезапно атаковало его. Затем Фрейтаг поспешно послал небольшой отряд под командованием полковника барона Меллер-Закомельского на помощь Левковичу и тем спас его от неизбежного поражения.
Теперь Шамиль занял командную позицию, откуда надеялся контролировать всю Кабарду и собрать такое войско, которое могло бы держать русских в узде, пока он продолжит поход на запад. Это была отчаянная, но умело проведенная операция Шамиля, и она могла привести к успеху. Неотъемлемой частью его плана была оккупация знаменитого Дарьяльского ущелья силами Нур-Али, который шел от Цори к Джераху. В этом случае Грузинская дорога оказалась бы заблокированной, и никакое подкрепление не могло бы дойти на север из Тифлиса, чтобы спасти Кабарду. Эта часть совместной операции провалилась благодаря чистой случайности. А неудача, помноженная на скорость передвижения войск Фрейтага, скоро привела к крушению всех планов[133].
Между кабардинцами и имамом было заключено следующее соглашение: он уничтожит все русские форты и поселения на берегах реки Терек и ее притоков при условии, что кабардинцы объединят с ним свои отряды; однако, увидев, что русские по пятам преследуют Шамиля, а ведет их командир, чью силу они знали и боялись, они не стали брать в руки оружие, хотя по сути нарушили клятву верности России. Каждая сторона заявила: «Вы делаете свое дело, а мы – свое», а в результате никто ничего не сделал. Положение Фрейтага в тот момент было незавидным. Опасность незащищенному левому флангу в случае возвращения Шамиля была велика, как никогда. Русский отряд прибыл практически налегке, поэтому уже ощущалась нехватка еды и боеприпасов. Командир центральной линии князь Голицын проявил полную некомпетентность. По его вине склады оказались практически пусты. Неприятель числом намного превосходил русских, а кабардинцев, которые были храбры и воинственны, еще предстояло заставить сражаться. Однако Фрейтаг не терял духа. Он вызвал из Назрани Нестерова, который не только поддержал его, но и в некоторой степени покрыл дефицит боеприпасов и провианта.
Русский командующий намеревался атаковать Шамиля вечером 19-го числа; однако еще до зари он узнал, что армия мюридов, охваченная паникой оттого, что сражаться ей придется, не имея пути к отступлению, ночью покинула свои позиции. Причем это было сделано так быстро, что на месте ее недавней стоянки осталось множество железных чайников и другой утвари. Не зная топографии местности, не имея карт или малейшего представления о возможном местонахождении Шамиля, Фрейтаг у Николаевской соединился с Нестеровым и весь день 19 апреля провел, пытаясь получить столь необходимую ему информацию. Вечером он узнал, что Шамиль поднялся по реке Урух и разослал эмиссаров в отдаленные районы Кабарды и окрестности, чтобы поднять их на борьбу с русскими, к балкарам, а также к закубанским общинам, чтобы воодушевить их известием о своем прибытии. Терять время было нельзя, и, приказав Левковичу двигаться к Нальчику и отослав Нестерова обратно в Назрань, чтобы он мог перехватить Шамиля, если вдруг тот вернется тем же путем, Фрейтаг в 2 часа ночи 20 апреля двинулся на запад до реки Черек[134] к одноименной крепости.
Туда он дошел в 6 часов вечера того же дня и там соединился с войсками Левковича. Тем временем князь Голицын, наконец оценив серьезность положения, вызвал к Нальчику пехотный батальон и три сотни казаков под командованием полковника Беклемишева. Гасфорт двигался туда же с примерно равными силами. По донесениям, отряды Шамиля находились у Казеева, в 12 милях выше по течению Терека. При этом Фрейтаг попросил Голицына продолжить приглядывать за Нальчиком и направил Меллер- Закомельского через Урух, чтобы тот перехватил неприятеля, если тот будет отступать тем путем. Сам же он ждал дальнейшего развития событий у крепости Черек. Его беспокойство было велико. Он писал: «Я боюсь за левый фланг. Восстание в Кабарде повлияет на состояние умов кумыков и подорвет их и без того шаткую верность нам, и линия останется оголенной. На левом фланге нет войск, нет там и настоящих командиров». Он решил лучше ждать развития событий, чем позволить врагу заманить себя дальше на запад.
Так прошли 21-е и 22-е, и опять провиант был на исходе. 23-го Шамиль двинул свою кавалерию на заброшенную крепость Урвань, стоявшую на одноименной реке. Это поставило под угрозу пути сообщения Фрейтага с Нальчиком, откуда он только и мог надеяться получить провиант и боеприпасы. Увидев это, русский командующий совершил дерзкий маневр навстречу, однако неприятель, решив избежать столкновения, опять отошел вверх по Череку. По его следам шли отряды Слепцова. 25-го Шамиль, поняв, что Кабарда еще не определилась со своим выбором, и узнав, что во Владикавказ начали прибывать войска из Грузии (это означало провал движения Hyp-Али), и боясь, что ему самому отрежут пути к отступлению, потерял самообладание и поспешно отбыл к Тереку.
Как впоследствии стало известно, именно случайный проход генерал-лейтенанта Гурко (еще недавно начальника штаба при Воронцове, теперь направляющегося домой в Россию) разрушил столь хорошо разработанный план Шамиля захватить Дарьяльское ущелье. Добравшись 17-го из Тифлиса до Владикавказа и мгновенно оценив серьезность положения, Гурко написал письмо (для пущей надежности на французском) своему преемнику в столице Грузии, призывая его немедленно прислать подкрепление. Сам он тем временем взял на себя обязанности командующего войсками во Владикавказе. Это, вкупе со срочными мерами по усилению охраны дороги, вынудило Hyp-Али сначала отказаться от похода на Джерах, а затем – и вовсе отойти.
Утром 26 апреля звуки пушечных выстрелов со стороны крепости свидетельствовали о том, что Меллер-Закомельский сражается с врагом или, по крайней мере, близок к этому. Фрейтаг сразу же отошел до крепости Черек. Его интересовало, находится ли там сам Шамиль или всего лишь отдельный отряд, возможно отправленный туда, чтобы обмануть русских. Получив ответ на этот вопрос, он поспешил вперед, но было уже поздно. Хотя его вины в том не было, удача отвернулась от него.
С самого начала он отставал от Шамиля не более чем на несколько часов и был готов нанести удар при первой же возможности. Теперь он по праву должен был бы пожинать плоды своего мужества, упорства и смелости. Ведь в распоряжении Меллер-Закомельского теперь находилась позиция, ранее занимаемая Шамилем, – возле минарета, откуда он мог контролировать перешеек, что должно было помешать мюридам вновь переправиться через Терек до подхода Фрейтага. После этого исход сражения был бы предрешен, поскольку отряды мюридов, скорее всего, были бы разбиты, а их лидер убит либо взят в плен. Никогда ни до, ни после этого у русских не было возможности одним ударом закончить эту войну, поскольку здесь не было ни лесов, где можно было бы спрятаться, ни гор, которые можно было бы защищать сколь угодно долго. Бой шел на открытой местности с перешейком, контролируемым русскими, и это, казалось, означало неизбежное поражение Тюридов.
Но удивительное везение Шамиля и здесь не подвело его. Меллер-Закомельский действительно занимал поросший лесом выступ, выходящий на реку, по приближении Шамиля он спустился вниз, чтобы встретить его. Шамиль увидел ошибку русских и, воспользовавшись ею, сам занял эту позицию и при умелой помощи Хаджи-Мурата быстро перевел все свои войска на правый берег реки, причем с незначительными потерями. Меллер-Закомельский последовал за ним, а через несколько часов это сделал и Фрейтаг. Но шанс был уже упущен. Шамиль за 24 часа преодолел значительно более 100 верст. От реки Цидах он двинулся на 60 миль вправо через безводную долину между Тереком и Сунжей (а вернее, их горными хребтами). Переправившись через Сунжу у станицы Михайловской утром 27-го, он запер в стенах крепости гарнизон, состоящий из 400 человек, и с этого момента освободился от всех возможных преследователей. Меллер-Закомельский преследовал его вплоть до Купры, но не решился углубляться в выжженные пустоши, где даже местные жители умирали от жажды, и повернул к югу через Ачалук, и в 7 вечера 27-го добрался до Сунжи у станицы Сунженской. Нестеров также упустил возможность перехватить беглецов, выбрав для отступления северную дорогу. Когда Фрейтаг, не останавливавшийся ни днем ни ночью, дошел до Казах-Кичу вечером того же дня, он понял, что противник ушел от него.
Конечно, Шамилю не удалось в полной мере выполнить задуманное, но он почти не понес материальных потерь и так хорошо владел ситуацией, что среди чеченцев и дагестанцев его репутация не только не пострадала, но даже упрочилась. В целом же провал его дерзкой кампании мог быть приписан малодушию самих кабардинцев. С другой стороны, русские избежали крупной катастрофы, и, как признал сам император, основная заслуга в этом принадлежала Фрейтагу.
Воронцов, который 23-го покинул Шемаху, прибыл во Владикавказ 28-го, когда все было кончено. Он тоже признавал (уже второй раз за последние 10 месяцев), что многим обязан Фрейтагу.
Остаток года был отмечен повышенной активностью горцев, которые не давали русским покоя ни в Дагестане, ни в Чечне. В Чечне постоянно вспыхивали волнения, а дважды – 24 июля и 28 августа –
