Россия и ислам. Том 1

121 Установка на «тотальную конвертизацию» глубинно соответствовала подлинной сути средневеково-христианского мировоззрения, склонного подчеркивать непрерывность и единство Вселенной.

122 См. подробно: Карнович Е.П. Родовые прозвища и титулы в России и слияние иностранцев с русскими. СПб., 1886. С. 174–175.

123 Как предполагает Баскаков, в образовавшихся вследствие конвертизации смешанных русско- татарских семьях сохранялись обычаи наименования детей двойными именами. При этом одно имя давали по православным святым, а второе – по старым (т. е. татаро-мусульманским) обычаям или верованиям. То было «тайное имя, которым пользовались в быту, в семье. Видимо, только этим обычаем двойного наименования и можно объяснить наличие обязательного прозвища у каждом человека (из числа новообращенных. – М.Б.)» (Баскаков Н.А. Русские фамилии тюркского происхождения. С. 58). Прозвища эти – или вторые имена – либо переводились на русский язык (Зерно, Глаз и пр.), либо оставались татарскими. Но, насколько мне известно, каких-либо иных данных о том, как историческое прошлое запечатлелось в психике новокрещеных нобилей, не существует. Между тем было бы важно показать, как соответствующие представления модифицировались при попытках сохранить их в качественно новой ситуации, как они влияли на последующее бытие этой категории лиц. Думается, что в будущих специализированных исследованиях о перешедших в православие татарах-мусульманах придется рассматривать их и устойчивые традиционные воззрения, и аккультурационные модификации в качестве различных сторон единой проблемы. Очевидно, тогда надо будет выделить набор «внутренних причин» (противоречия между различными религиозными традициями в золотоордынском, а затем – в казанском, крымском и т. д. этноконфессиональных массивах) и «внешних» (противоречия между родоплеменными сознаниями, с одной стороны, и исламо-универсалистским – с другой; политическая и культурная конкуренция внутри татаро-мусульманской элиты; реальность благ – явных, неявных, реальных, потенциальных – от христианизации и русификации и т. д.). Особое внимание придется уделить тем идейным феноменам, которые создали роль своеобразного моста, проложенного христианством, между русско-православной и татаро-мусульманской культурами.

124 См. Главу 3, примечание 245.

125 Крестились, конечно, не только мусульмане, но и иудеи. Один из них, принявший имя Федор, по заказу митрополита Филиппа перевел Псалтырь. Подробнее см. Главу 3, примечание 234.

126 Но этой же сегментации (= русификации) московские лидеры пытались подвергнуть и западный мир, который по мере необходимости обвиняли в гораздо более серьезных, нежели мусульманство, прегрешениях против религии. Так, Ливонская война преподносилась как борьба против «веры Латыньские и Люторовы». В захваченных в ходе ее городах ставили православные церкви; «безбожную Литву» упрекали в том, что она, «люторство восприяшя», «поклонение святых икон отвергше» и обрекла их на такое поругание, какого не позволяли себе «ни в Срацинской веры в Турках, ни в басурманских (также имеются в виду мусульмане. – М.Б.) языцах» (ПСРЛ. T. XIII. С. 296, 345–346). В той же Литве упорно насаждалось православие и преследовалось туземное «язычество», заклейменное как «еллинство» (Там же. T. XIV. С. 9—10).

127 Казанцы не раз возмущались Гиреями, которые (речь идет о XVI в.) раздавали значительные должности и ясаки купцам, отнимая последние у местной знати (см.: Пететяткович Г. Поволжье в XV и XVI веках (Очерки из истории края и его колонизации). М., 1877. С. 186). Но и самой-то «казанской аристократии» был явный избыток, который охотно поглощался (на строго определенных, однако, условиях) Москвою. Так, уже в 1547 г. из Казани прибыло служить 76 князей; перед основанием Свияжска в Москве было 500 бежавших в разное время из Казани князей и мирз (с родственниками). Хан («царь») Шигалей перед тем, как покинуть Казань в 1552 г., приказал убить 70 князей, уланов (влиятельных чиновников. – М.Б.) и мирз из числа своих противников, а увел с собой в Москву 84 князей и мирз (Там же. С. 129). Раздоры в татаро-мусульманской среде превратились в явление настолько одиозное, что митрополит Даниил как-то следующим образом упрекнул своих соотечественников: «держимся обычаев поганых язычников, друг друга кусая, укоряя и понося» (цит. по: Архиепископ Макарий. История русской церкви. T. VII. СПб., 1874. С. 345).

128 Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Т. 7. С. 211–212.

129 Что же касается основной массы поступивших на русскую службу татарских царевичей и мирз (которые, как правило, сравнительно долго еще оставались мусульманами), то их – в соответствии со все той же политикой «губить одних татар при помощи других» (Карл Маркс) – предпочитали селить в пограничных русских городах, подвергавшихся частым нападениям их соплеменников (Нижний Новгород, Кашира и особенно Касимов). Случалось, что беглый ордынский царевич сам предлагал, чтобы его оставили в пограничном русском городе «стеречь русскую землю в продолжении всей жизни» (см. подробно: Перетяткович Г. Поволжье в XV–XVI веках. С. 150). О решающей, по сути дела, роли эмигрировавших в Московию татарских князей в обороне русских границ на юге и востоке (хотя преимущественно царизм пытался использовать этих татар на западных направлениях) см.: Stoki G. Die Entstehung das Kosakentums // Veroffentlichungen des Osteuro-painstitutes. Munchen, 1953. S. 58.

130 Казанские аристократы даже по тем временам отличались своей элементарнейшей неграмотностью. «Такому уровню образования среди казанской аристократии соответствовало и ее политическое развитие. Вследствие чего значение, какое Казанское царство получило в глазах соседей, эти последние, собственно, должны были стараться получить влияние в его делах. Таким образом, открылось обширное поприще эгоизму и своекорыстью могущественной и многочисленной аристократии казанской. Среди нее находились представители самых разнообразных партий, – кроме одной, которая имела бы в виду и преследовала интересы самого Казанского царства» (Перетяткович Г. Поволжье в XV–XVI веках. С. 129). В таких условиях не только образованность, но даже лояльность к исламу были вещами далеко не обязательными!

131 Панченко А.М., Успенский Б.А. Иван Грозный и Петр Великий: концепция первого монарха. Статья первая. ТОДРЛ. XXXVII. Л., 1983. С. 65. Впрочем, во многих других отношениях эта статья весьма интересна и провоцирующа.

132 Как мне кажется, утверждение Панченко и Успенского, что у множества бояр и дворян были татарские мирские имена, причем речь идет об «отпрысках чисто русских родов», выводивших свое происхождение с Запада (с. 63), в первую очередь ставит целью опровергнуть результаты исследования Н.А. Баскакова «Русские фамилии тюркского происхождения», доказать вопреки ему, что «фамилии тюркского происхождения не обязательно указывают на тюркскую родословную», ибо речь идет «не о генеалогии, а о культурной ориентации» (Там же. С. 65). Однако Н.А. Баскаков оперирует столь неопровержимым аргументом, как специфичные для принявших христианство мусульман гербовые символы. И далее. Слова Панченко и Успенского о том, что в XVI в. было «обилие татарских» мирских имен (во все том же элитарном слое), не подтверждены никакими – обязательными для любого исследования по ономастике – цифровыми данными; приводимые авторами примеры либо противоречат более точным сведениям Н.А. Баскакова (см., например: на с. 64 вопрос о происхождении родов Аксаковых и Шереметьевых), либо совершенно не представительны (см. там же об имени Мамай), либо касаются совсем иной этнической и социальной среды (см. там же о том, что имена «Мамай» и «Батый» прижились у гайдамаков и запорожских казаков). Но о чем говорит история русского ономастикона? Во-первых, о том, что в нем и в XI XIII вв. никогда не было (речь идет о так называемых календарных именах) и «просто тюркских» (см. особ.: Срезневский И.И. Древний русский календарь. По месячным минеям XI XIII вв. СПб., 1863). XIV век «можно считать переломным в борьбе некалендарных и календарных имен: христианские имена начинают превалировать в документах официального характера, имена дохристианские (т. е. русско-языческие. – М.Б.) все более оттесняются на второй план, хотя еще долго будут служить русским людям в качестве «вторых» личных имен и еще больше и шире – в качестве базы для образования многих русских фамилий» (Бондалетов В Д. Русская ономастика. М., 1983. С. 104). Наиболее важным событием в антропонимии XI XIII вв., касавшимся всех без исключения слоев общества, было постепенное вытеснение большой массы исконно славянских и русских имен и освоение (адаптация) в фонетическом, грамматическом и особенно в словообразовательном