начал отставать. В одном труднопроходимом месте он по пояс провалился в мшистую жижу, сильно подвернул ногу. Алексей заметил это и вернулся, чтобы помочь товарищу. Остальные, ничего не подозревая, шли дальше. Пока Васильев выжимал одежду и переобувался, они уже скрылись из виду.
Выйдя из болота, Орлов хотел было прибавить шагу, но радист снова стал отставать. Боль в ноге становилась все нестерпимее. Каждый шаг стоил ему невероятных усилий. Пот застилал глаза. Хотя часть его поклажи теперь нес Алексей. Васильеву это почти не принесло облегчения. Пришлось замедлить движение. Около двух часов они медленно шли в том же северо-западном направлении. Но настигнуть товарищей так и не смогли. Уже наступили сумерки. Орлов остановился:
— Придется заночевать. Теперь уже не догнать.
— Да, надо подкрепиться, да и нога у меня зверски болит, — голос Васильева звучал неуверенно, будто и впрямь была за ним какая-то вина. Лицо его от постоянной боли посерело.
— Веселее гляди, парень, — зорко вглядываясь в глаза товарища, сказал Орлов, — не в таких переплетах бывали, и все кончалось благополучно. А что силенок у тебя поменьше, так это потому, что в детстве мало каши ел. Ногу твою мы сейчас полечим.
Алексей бодрился, хотя причин для беспокойства было немало. Особенно его волновало то, что основная группа оторвалась от них.
Орлов внимательно осмотрел опухшую ногу радиста. Потом наложил тугую повязку. Было ясно: Васильев сейчас не ходок. Решили переночевать тут же под елкой. Поочередно дремали на куче веток. Утром перед ними снова встал вопрос: куда идти?
Орлов обдумал все возможные маршруты, которыми могла следовать группа Гайдина. Сначала он пришел к выводу, что отряд должен вернуться в район прежнего расположения базы, ждать их. «Так-то оно так… Но, с другой стороны, искать их в создавшихся условиях — значило подвергнуться риску напороться на летучие отряды оккупантов, прочесывающие лес. И тогда погибнут все: и разведчики, и члены подпольного райкома».
Орлов постепенно пришел к мысли, что Гайдин повел всех к Яндомозеру в надежде выйти потом в Устьяндому и оттуда озером перебраться к своим, поскольку штабом такой вариант предусмотрен. К тому же у Гайдина и Зайкова на севере родственники. С их помощью можно достать и продовольствие и лодку. А что делать ему, Орлову? Тоже двигаться на север? Нет. Тысячу раз нет! Ведь теперь только он и Васильев могут предупредить и проинструктировать связников, встретиться с Сюкалиным. Нужно только переждать несколько дней, а потом отыскать оставленные в лесу запасы. Не мог же враг обнаружить все тайники.
И они пошли на юго-восток.
«Эх, может ничего этого и не случилось бы, если б Зайков тогда заметил наблюдательный пункт? Как это он мог не рассмотреть вышку?» — Об этом думал Орлов, а его натренированное тело как бы само, без всяких видимых усилий скользило между деревьями. И хотя почти всю поклажу нес теперь Алексей, ему приходилось то и дело сдерживать шаг. Васильев и сегодня не мог идти быстро, несмотря на то, что боль в ноге после ночного отдыха мучила его меньше.
По пути к месту прежней базы Орлов и Васильев проверили тайничок, в котором были спрятаны продукты. Продовольствие оказалось нетронутым. Разведчики взяли с собой два грузовых мешка и парашюты.
Через сутки они уже были близ той лесной полянки, где прожили месяц. Выбрали место посуше, устроили шалаш. Здесь впервые за эти несколько дней они выспались, плотно поели. Нога Васильева пришла в норму, и он глядел теперь веселее. На третий день после возвращения на базу Алексей сказал:
— Ну, Павел, теперь я пойду к Сюкалину, заждался нас, наверно, старик. А ты присматривай тут за хозяйством. Будь осторожен: один остаешься — сам себе командир и сам себе часовой. В случае нападения, отходишь к кривой сосне. Если не сможешь туда — к ручью.
— Может попытаться пока наладить радиосвязь?
— Нет, Павел, потом. А то еще увлечешься и не заметишь, как подойдут. Завтра к утру вернусь. Сигнал: три раза крякну по-утиному, а ты ответишь два раза. Ну, всего.
К вечеру Алексей подошел к деревне. Заметил, что белой тряпки на крыльце нет — значит в доме Сюкалина только свои. В поле за кустом выждал, пока стемнело, пошел к дому. Сюкалин очень обрадовался при виде Орлова:
— Алексей Михайлович! Наконец-то! Проходи в избу.
Разговаривали, не зажигая лампы, при слабо мерцающей коптилке.
— Откуда, говоришь? Из дальних странствий. Вспугнули нас с насиженного места… А у вас тут как?
— Да как. Ищут вас везде. Заметили самолет-то, а на другой день облаву устроили. Двести пеших солдат, сорок конников с собаками. Дороги патрулируют круглые сутки. Во всех деревнях — в Боярщине, Подъельниках, Липовицах, Вигове, Зубове — да что там считать — везде солдаты с пеленгаторами. На домах объявления вывешаны: кто укажет партизан — тому награда.
— Награда, говоришь? И большая?
— Не знаю, а уж только есть такие объявления. А кругом аресты идут. В Вигове Юрьева Павла со старухой и Романова с женой забрали, Рябова — в Липовицах.
— Юрьева, Романова, Рябова?!
— Слух идет, будто Максимова их выдала. Всех увезли в Космозеро. Петра Рябова сильно пытали, требовали сказать, где вы находитесь. Привели его на кладбище, заставили яму вырыть, а потом поставили его в ту яму и стали целиться. Офицер сказал: «Говори, где партизаны. Скажешь — отпустим, не скажешь — в яме лежать останешься». Но он, Рябов-то, не выдал. Тогда они стрелять начали, да так, чтобы пули над самой головой пролетали. Думали испугается, скажет. А он одно: «Ничего не знаю». Потом бить его стали. Избили до полусмерти, полуживого в машину бросили и увезли опять в тюрьму.
— Максимова, говоришь, выдала? Не всякому слуху верь, могла сама полиция пустить этот слух. А еще что узнал?
— Комендант Роома меня вызвал, спрашивал, где надо искать партизан.
— Не сказал?
— Да что-то ведь надо было сказать. Я прикинул так: лучше будет, если они уйдут искать вас куда- нибудь дальше, за дорогу от Великой на Вегоруксу. Так и посоветовал: мол, здесь партизанам негде укрыться, на север, мол, ушли. Но не поверил, видно, мне комендант. Больно уж много здесь, на юге, их рыщет.
— Что не поверил, это, может, и к лучшему.
— А почему?
— Не на всякое «почему» ответ можно дать. Ты лучше скажи — лодку найдешь?
— Есть у меня одна, припрятана… Алексей Михайлович, переждали бы вы денек-другой, пока не утихнет, а там — махнули бы через озеро. Чего вам теперь тут делать, попадетесь еще к оккупантам в лапы.
— Нет, Петр Захарович, уходить нам еще нельзя. Недели две подождать надо.
— Надо так надо. У меня заночуешь? Разбужу рано.
Утром, еще затемно, перед тем как уйти от Сюкалина, Алексей взял у него лист бумаги, карандаш. Присел к столу и написал:
«Встреча на большой поляне, там, где жили трое в июле. Дежурим с 10 до 11 ежедневно до 10 октября».
— Если появится Гайдин, передай ему вот это. — Орлов подал записку. — Думаю: вряд ли он придет. А все-таки загляну третьего октября. До свидания.
— Сухарей-то, Алексей Михайлович, возьми. — Сюкалин сунул в руку Орлова мешочек.
Всю дорогу до базы Орлов думал о том, как могло случиться, что и Максимова, и Рябов, и Юрьев оказались в тюрьме. Всех их он знал, со всеми встречался, все они ему помогали. Надежда Максимова… Она охотно выполняла поручения подпольщиков. Со многими людьми связала. А Юрьев? Зимой прошлого года укрыл от погони. Лошадь в хлеву сеном зарыл, чтобы не нашли. Потом в дорогу справил. Нет, нет, это все люди надежные.
Максимова выдала? Не может быть! Но ведь арестованы только те, кто ходил к ней на дом. Юрьев
