Я раньше ничего не понимала
И кажный вечер дула в нос свому коту.
Бывало, так ему я задувала,
Что выдувала иногда, бывало,
Оттудова котиную соплю.
Швямпики — жвямпики!
Зумтики — хьюмтики!
Выдрики — юдрики!
Брямцыки — клямцыки!
Трямбики — гримбики!
Жлумбрики — цымбрики!
Шумбики — юмбики!
Гигимотумбики!
Босоногие китайцы дуют из Пекина!
Только мусор вылетает из-под желтых пяток!
Впереди, быстрее всех, прытко чешет их главарь,—
Ихней стаи командир — толстопузый мандарин.
«Эй, китайцы, как вас там, вы куда несётесь?»
А они мне: «Цунь-Кынь-фэ.
Лянь-Гунь-Хынь Цам-Цам ХЭ-ХЭ!»
А чего за «фе» да «хе»?
Хрен их диких разберёт.
Басурмане, что с них взять,
Моются, небось, раз в год!
На деревне всё не так.
Не мычат животные.
Только серют на пинжак
Птицы перелётные.
Только слышно там и тут
Как басами мощными
Песни грязные орут
Девки непорочные.
Штангисты — горячие парни!
Они для своих упражнений
Подмышками гири таскают
И, взяв по авоське гантелей,
Шатаются с ними повсюду,
Чтоб лучше тягать свои штанги.
Ребята они боевые
Чуть-что, норовят сразу в драку
От этих нахалов штангистов
Уж лучше держаться подальше,
Чтоб вдруг не зашибли гантелей
И гирей не дали по харе!
Каньзаки достают своё бемьзо.
Их пухлики шнурят и жомыхают.
Шмунят выпучинки и жухлики милькают. Каньзаки достают своё бемьзо.
Жую ли бамбук в Поднебесной стране,
Жую ли трепангов с бобами,
Я грежу и грежу, как будто во сне,
О той, с золотыми зубами.
Я девушек разных в Китае любил.
Любил озорных, яшмоглазых.
Худых как циновки и пухлых таких,
Что в дверь пролезали не сразу.
Любил я румяных и шустрых любил,
Хохочущих без перерыва,
Ныряющих смело в пучины реки,
Но чтобы такую, — впервые!
Я девушку эту так нежно спрошу:
«Пойдешь за меня, моя киса?»
Женюсь я на ней и тогда попляшу!
Все зубы ее я в ломбард заложу
И в рисовой лавке себе закажу
Мешков, эдак, семьдесят риса!
