достаточно, чтобы загрузить ими небольшой эшелон. Причем, можно с уверенностью утверждать, что 90 % этих документов никто никогда не читает. Никто к ним даже не прикасается. Тогда зачем их производить?
Вопрос, разумеется, риторический.
Хуже другое. Ни один человек ни в одной стране мира представления не имеет о законах того государства, гражданином которого он является. Кто-нибудь из нас может процитировать Конституцию? Кто-нибудь знает, на что он имеет право хотя бы в том простом случае, если его на улице вдруг задержит милиционер? Кто-либо из пенсионеров способен проверить правильность начисляемой ему пенсии? Кто-либо из молодежи в состоянии оценить договор, подписываемый при поступлении на работу? В идеальном государстве Платона было всего три категории граждан: правители, воины и работники. Великий философ считал, что этого будет вполне достаточно. А теперь, чтобы просто перечислить набор профессий с краткой их расшифровкой, требуется толстенный справочник. Государственно-социальные отношения превратились в такие джунгли, сквозь которые можно продраться, только имея опытного проводника.
Как решить проблему? Обратиться к специалисту. Это то, на чем держится современный мир. И вот мы имеем специалистов по уголовному законодательству, специалистов по гражданскому законодательству, специалистов по бракоразводным процессам, у нас есть специалисты по продаже квартир, по продаже земельных участков, по работе с местными органами администрации, специалисты по здравоохранению, по страхованию, по социальному обеспечению. Миллионы людей создают необходимые законы и правила, миллионы людей следят за их неукоснительным исполнением, миллионы людей участвуют в коллизии интересов на той или другой стороне. Сюда же следует прибавить громоздкую систему судов, ведущих дорогостоящие, часто очень длительные процессы. Это громадные непроизводительные расходы, которые тяжелым бременем ложатся на цивилизацию. Их может позволить себе только очень богатое государство.
Вот почему, заметим, развитое гражданское общество в России построено никогда не будет. Соединенные Штаты потребляют сейчас, как мы уже говорили, 40–45 % всех мировых ресурсов. Объединенная Европа — примерно столько же. Два этих колосса могут содержать многочисленные «паразитические сословия». У нас таких денег нет.
Следует честно признать: социальная сфера современного государства настолько переусложнена, что функционировать в нормальном режиме она уже не способна. Сами законы ее существования оборачиваются против нее. Как пишет петербургский историк и социолог Сергей Переслегин: «В иерархической системе скрупулезное соблюдение законов, правил, инструкций, установлений — лозунг правового государства в действии — приводит к параличу управления и недееспособности социума»11. Парадоксальной иллюстрацией этого служат так называемые «итальянские забастовки»: когда сотрудники какого-либо учреждения/предприятия в знак протеста начинают работать исключительно по инструкциям — соблюдая все правила, весь регламент, установленный законодательством. В итоге деятельность учреждения/предприятия оказывается парализованной.
Впрочем, «итальянские забастовки» — лишь показатель. Сейчас уже любое социальное действие обросло таким количеством регулирующих нормативов, что его законное исполнение практически невозможно. Чтобы избежать ступора, чтобы жизнь не превратилась в бюрократический ад, человек вынужден выходить из легального социума, создавая каналы существования, которые государству не подотчетны. Говоря иными словами, социум криминализуется. Жизнь «по понятиям» оказывается проще и эффективнее, чем жизнь «по закону». Возникают устойчиво работающие «теневые структуры», которые в значительной мере дублируют структуры легальные. Это опять увеличивает накладные расходы. Если в одной только Москве сейчас около 800 тысяч охранников, бдительно присматривающих за фирмами, фирмочками, магазинами, офисами, рынками, базами, учреждениями, то можно себе представить во что обходится нам содержание собственной «тени». Сколько таких молодых, здоровых людей, не занимающихся общественно полезным трудом, по всей стране? Вероятно, не менее 2–3 миллионов. Целая трудовая армия. Фактически, вторая милиция. А мы еще удивляемся низкому уровню жизни. Невольно вспоминается анекдот советских времен: «Почему в СССР невозможна многопартийность? Потому что вторую партию народ не прокормит». Причем скандалы с фирмами «Локхид» и «Энрон» в США, с партийной кассой в Германии, по поводу чего был вынужден оправдываться сам Гельмут Коль, с бывшим президентом Италии, уличенном в связях с мафиозными кланами, свидетельствуют о том, что «теневой социум» стал явлением универсальным. Просто на Западе, в отличие от России, «тень» более цивилизована: без стрельбы и подпольных съемок «человека, похожего на генерального прокурора».
Собственно, о чем говорить, если многоуровневый маркетинг, считающийся одним из самых эффективных методов современной торговли (он, в частности, применялся при распространении известного «гербалайфа»), первоначально был разработан в среде наркодилеров и лишь потом перекочевал оттуда в легальную сферу.
Криминал намного динамичнее громоздких официальных структур. Он стремительно развивается, предлагая гражданину все новые и новые виды услуг. Например, в полном соответствии с законами рынка, согласно которым предложение определяется спросом, в России уже появились особые фирмы, специализирующиеся именно на передаче взяток. Такая фирма сама находит чиновника, могущего «решить» данный вопрос, сама договаривается с ним о сумме и обеспечивает прохождение денег, а в случае осложнений с законом (всего ведь не предусмотришь), берет ответственность на себя.
Приходится делать шокирующий вывод: «криминальный социум» — межличностные связи, не подчиняющиеся нормативным актам, — вовсе не аномалия. Это нормальная реакция нормальных людей на чрезмерную усложненность современного общества. На усложнение любого социума вообще. Криминал — это показатель избыточной социальной структурности, он обходит «мертвые зоны» коммуникационных заторов, парализующих государственную механику. Поэтому криминал как явление неистребим. Тем более, если он существует в виде коррупции. Здесь бессмысленно говорить о нравственности. До тех пор пока перед гражданином будет стоять выбор: заплатить (дать взятку, обратиться в фирму, которая «решает» такие проблемы) или, тратя время и силы, продираться через чудовищные бюрократические препоны, причем без всякой гарантии на успех, он будет выбирать первый путь.
В результате «тень» падает практически на все общество. Мы становимся заложниками ситуации, которую сами же и сконструировали. Жить, хотя бы слегка не нарушая законов нельзя, а значит формально каждый из нас — немного преступник. К ответственности можно привлечь любого. Компромат, чуть больше или чуть меньше, найдется всегда. Прав был Ф. Дюрренматт, как-то сказавший, что если мужчину тридцати лет, внешне — законопослушного гражданина, не объясняя причин, посадить в тюрьму, то он будет знать — за что.
Отчуждение человека от государства хорошо иллюстрирует тот факт, что даже в такой либерально активной стране как Соединенные Штаты количество граждан, участвующих в выборах, снизилось за последнее время почти на четверть и на 40 % сократилось участие американцев в политических и гражданских организациях. Профессор Гарвардского университета Роберт Патнем, проводивший соответствующие исследования, полагает, что «между серединой семидесятых и девяностых годов XX века более трети гражданской инфраструктуры США просто испарилось»12. Человек больше не рассчитывает на государство или на общество. Он предпочитает справляться со своими проблемами с помощью «частных» социальных структур, которые работают значительно эффективнее.
С другой стороны, государство, по-видимому, ощущая свою социальную недееспособность, само уходит из некоторых сфер жизни. Обнажаются зоны общественной саморегуляции, осуществляемой, большей частью, все по тем же «понятиям». Так на одном полюсе общества возникают, как правило нищие, «черные», «желтые», «арабские» и другие кварталы, где полиция предпочитает не появляться и где жизнь регулируется исключительно внутренними нормативами, а на другом полюсе — охраняемые поселки, места обитания граждан с высоким доходом, имеющие собственные службы правопорядка, собственные законы и даже собственные частные тюрьмы.
Кстати, состояние современного государства можно реконструировать по феномену, обнаруживающему себя последние 10–15 лет: в средних американских боевиках герой, чтобы достичь справедливости, вынужден нарушать закон. Он, конечно, делает это не по собственному желанию. Более