Хроники Торинода: вор, принц и воин

Бежать мог Эван – в то время лишь бегство могло спасти его жену и маленького сына. Но Колин был нее из тех, кого легко было сломить. Он ушел из Неара на запад, и тамошний народ вскоре стал восставать против Лэриона и танов. Вскоре разгорелась настоящая война, длившаяся последние семнадцать лет. Колин не создавал больше мечей с Душой, мечей с Именем – он делал один клинок за другим для тех, кто так же, как и он, был против незаконного короля.

Так продолжалось многие годы, но предательством Колин с ближайшими своими сподвижниками был пойман и заключен в темницу Неара, и должен был быть казнен на праздник Урожая. Навряд ли король Лэрион пожалел бы троюродного брата, много лет сражавшегося против него – все дело было в том, что у Лэриона не было детей, и ближайшим наследником короля был мятежный кузнец. И, чтобы у людей даже мысли не возникло об этой старой семейной тайне, Колина следовало уничтожить. Уничтожить прилюдно и показательно, дескать, не мечника сейчас казню, а изменника королю, возмечтавшего занять престол.

Поэтому, когда двери от темницы отворил неведомо откуда взявшийся молодой воин и вывел их из тюрьмы, каким-то чудом минуя стражу (стражу в это время отвлекали Лесные Братья Ивэна), Колин испытал не то чтобы радость – хорошую злость от того, что вновь оставляет короля с носом.

Не любил он братоубийц и предателей. Ох, не любил.

Но и сам не престол не хотел.

Потому и захотел поддержать пришедших неведомо откуда троих мальчишек, спасших его от неминуемой казни.

* * *

Элиа смотрел на Колина изучающе.

Длинные до плеч, полуседые волосы были перетянуты тонкой тесьмой, чтобы не мешать в работе – привычка мастерового, проводящего дни в труде. Загорелое до черноты тонкое и жесткое лицо (почему-то мелькнула мысль о том, что у совсем взрослого Ольга будут похожие черты), насмешливый взгляд зеленовато-карих глаз. Невысокий, крепкий, жилистый – Колин был возрастом ровней его отцу, но Элиа почему-то он представлялся старше, неуживчивей.

Элиа смотрел на Колина, а Колин смотрел на Элиа.

Два упрямца – юный и старый – наблюдали друг за другом. Изучали внимательно, один – будто читал книгу, второй – словно держал в руках меч, сработанный другим мастером. Первым не выдержал Колин.

– Стало быть, ты и есть сын Эвана?

– А ты – кузнец Колин? – вопросом на вопрос ответил Элиа.

– Может быть, – в тон ему сказал мечник.

Улыбка на мгновенье озарила лицо Элиа:

– И я – может быть.

Колин коротко рассмеялся.

– Ты похож на свою мать.

– Чем же?

Элиа спросил это искренне – из обоих родителей он не был похож ни на отца, ни на мать. Если Лин была почти материнской копией, с этими их синими глазами и шелковистыми темными волосами, а Ник и Дэни походили на отца, то Элиа из всей семьи был отличающимся, другим.

– Она тоже любила отвечать вопросом на вопрос. Помнится, я терпеть не мог эту ее привычку. А сейчас она какая?

Элиа беспомощно пожал плечами. Ольг не рассказал Колину ни о чем, предоставив все ему. А он не был уверен, что сможет рассказать…

– Она умерла, – отрывисто выпалил он.

Колин нервно потеребил тесьму на виске.

– А он?

В шатре, что предоставил им двоим Ивэн, было душно и темно. Где-то за толстыми ткаными стенами слышались голоса, ржание лошадей, чей-то смех. Элиа глубоко вдохнул и решительно вытащил из-за пазухи золотую цепь с гербом тонкой, старинной работы – кораблем, чьи паруса надувались ветром.

– Это длинная история, и запутанная, – сказал он, наконец.

И принялся рассказывать.

Элиа, прочитавший за всю свою не очень долгую жизнь, массу книжек, был хорошим рассказчиком. Он говорил, а Колин словно видел все: и бесконечные переезды с места на место, и Нарит, и осеннюю ночь, в которую замок среди болот пал под натиском разбойников, и долгий путь сюда, в Торинод, с кораблекрушением и Островом Драконов по дороге.

Мальчик был похож и непохож на Эвана. Невероятно большие карие глаза с золотистыми крапинками по ободку радужки, тягучие медно-рыжие кудри, белая кожа. Красивый той красотой, что присуща лишь прекрасным из поколения в поколение людям.

У Эвана, если только он, Колин, не запамятовал, волосы были темные и прямые, кожа загорелой от того, что он вечно носился по полям и долам, а глаза прищуренными, внимательными.

Конечно, пройдет еще год, и Элиа изменится… станет более мужественным, более резким, и совсем непохожим на беззащитное тоненькое деревце, стоящее у дороги.

Принц Элиа.

Элиа – хорошее имя. 'Звездный свет' – вот что оно означает.

Колин помнил еще того Элиа, первенца Эвана, погибшего, как сегодня рассказал его брат, задолго до его рождения.

Что ж, кому суждено было погибнуть, тот погиб.

… у мальчика был хороший голос и дар рассказчика. Эван в молодости тоже потешал друзей веселыми историями, которых знал великое множество, и любое событие, произошедшее с ним, мог описать так же, как эти истории. Только вот в его двоюродном брате не было такой спокойной – иного слова не подобрать – печали, словно этот мальчик с карими глазами пережил то, что его ровесникам и не снилось даже.

А разве так оно и не было?

И почему, собственно, этот совсем еще мальчик с потаенной грустью в глазах должен быть королем, почему его, а не кого-то другого, выбрали Эван и сама судьба для того, чтобы он прошел все преграды, прошагал пешком тысячи миль, потерял тех, кого любил и обрел друзей?

Эван жив. Жив и еще один его сын, по возрасту гораздо более подходящий к престолонаследию. Живы – и тем не менее, сейчас, перед ним, сидят не они, а тринадцатилетний мальчишка, которому дай-то боги разобраться в своей-то жизни, уж не говоря о жизнях всей страны – огромной, великой (пусть даже ее величие за последние годы и поблекло, но все же великой) страны.

Постой-ка, уж не завидую ли я ему?

Ведь ему с друзьями удалось уже то, что мне не удавалось долгие годы – они наносят Лэриону один удар за другим, по всей стране идет слава о троих мальчишках, победивших тана Радиона, а теперь они еще и меня выкрали прямо из под носа короля – вот потеха!

Зависть… Нет. Просто, кажется, оружейник Колин стареет…

– Твоего деда звали как тебя, – проговорил он, наконец.

Элиа вдруг доверчиво улыбнулся (и в этой доверчивости мгновенно промелькнуло что-то от его матери, хотя и на нее он не был похож ни капельки):

– А я знаю. Отец говорил.