Странная фраза. Она отчего-то засела в подсознании, как иногда заседает привязчивая мелодия. Элиа бежал вперед, уворачиваясь от ударов с какой-то немыслимой ловкостью, твердо зная, что там, впереди, его ждут.
С нетерпением.
Он не был великим воином. Не был воином вообще. Он не умел и не любил сражаться.
Но сейчас это не имело значения. Ни на йоту.
Сначала в глаза бросился огромный, ослепительной белизны конь с длинной, украшенной золотой нитью, гривой, и Элиа вдруг вспомнил Дона.
А потом он увидел и всадника.
Так должно быть выглядел бы его отец, останься он здесь, в Ториноде, королем: похожее твердое лицо, острые скулы, темные прямые волосы. Богато украшенные доспехи. Обруч из золота на голове, не корона, простой воинский обруч – да вот только украшен он был драгоценными камнями.
Человек выглядел абсолютно спокойным, и Элиа внезапно понял,
Маленькая фигурка с пламенными волосами, стоящая посреди сражающихся людей, вдруг будто стала выше ростом. Элиа шел вперед, к Лэриону, и перед ним будто коридор открывался – настолько он был сейчас велик.
– Сражайся!
– Я не сражаюсь с детьми.
Лэрион соскочил с коня и с любопытством смотрел сейчас на него.
– Да ну! А помнишь как однажды в лесу нашли три трупа: мужчины, женщины и маленького мальчика? И тогда ты стал королем. Ты не сражаешься с детьми – ты их убиваешь!
Элиа уже несло; ярость и горячка боя выходили из него толчками, выплескиваясь с каждой фразой.
– Кто ты такой?
Он молча вытащил из-под рубахи (он даже доспехов не одел, да и не было доспехов на тринадцатилетнего мальчишку) золотую цепь. Удивление в глазах Лэриона сменилось пониманием.
Тонкий клинок келонских оружейных мастеров вышел из ножен бесшумно – так, по крайней мере, показалось его владельцу, пользующемуся им в первый раз.
– Меня зовут Элиа.
Выпад.
Звон железа.
Блок.
– Элиа, сын Эвана!
Прямой удар – мечи в Келоне делали остроконечными, можно и колоть и рубить… Отбито. Да так, что рука, держащая меч, онемела от напряжения.
– Ты умрешь, Элиа, сын Эвана. – спокойная констатация фактов. Не угроза даже. Но под деланным спокойствием – и Элиа это видел – кипящая ярости, страха и злости. Даже глаза Лэриона побелели от этих чувств.
– Конечно, умру, – согласился Элиа покладисто. И добавил, – Только не сегодня. И даже не завтра.
Удар.
Взмах.
Элиа перекувыркнулся, спасая себя от удара в бедро, там, где находится артерия, и пронзить эту артерию – неминуемая смерть от потери крови; и меч Лэриона задел лишь ногу. Но задел сильно – Элиа охнул и растянулся на земле. Кровь брызнула из рассеченной кожи.
Лэрион довольно улыбнулся.
Меч Лэриона был прижат к его горлу. В его глазах появилось торжествующее выражение, и Элиа с какой-то странной обреченностью подумал, что он так никогда и не научится толком владеть мечом.
– Все-таки, ты умрешь сегодня, – заявил Лэрион, – Жаль, сын Эвана… мне жаль…
Резкий рывок, рукоять меча, выпавшая было от боли, возвращается в ладонь, а острие не медля ни мгновенья, вонзается в сердце.
– Ну вот и все.
А потом стало больно, очень больно, и Элиа почувствовал, что милосердное забытье накрывает его с головой.
Над Неаром начинался рассвет.
Солнце поднималось высоко над городом, окрашивая в розовый цвет и знаменитый королевский дворец, созданный зодчими из белого мрамора и дома простых горожан и даже чистые еще мостовые.
Было тихо.
Наступал самый момент восхода солнца – когда замолкают на какое-то время щебетавшие всю ночь птицы, и становится так тихо, как только возможно, словно все боятся вспугнуть восходящее светило; такое теплое, такое желанное.
Элиа, кутаясь в свой черный плащ, смотрел на золотой солнечный диск.
Он перевидал множество рассветов: в пути, ночуя в лесу, когда первые лучи солнца с трудом пробиваются сквозь густую листву, в замке Нарит, когда мать засветло вставала сама и будила семью – кого на завтрак, кого на работу; в бою, когда встававшее солнце было словно знаменем, символом его победы.
Элиа любил рассветы.
Но эта заря была особенной. Сегодняшнее солнце возвещало о том, что он, Элиа, сын Эвана, здесь, в королевском дворце посреди Неара, и с этого дня он может считать себя хозяином всего этого: величественного дворца, огромного города, в котором живут тысячи жителей, страны, в которой впервые за много лет воцарится спокойствие. Да что там, хозяином всего этого мира, принадлежавшего лишь ему!
