заставлять двигаться, как расчёсывать длинную спутанную шерсть. В конце концов, как ездить, не отбив себе задницы. Один раз он попробовал — встретился по пути добрый купец с небольшим караваном, предложил проехать с ним до поворота на Оргихину. Так они и ехали полдня бок о бок, разговаривая о пустяках, при этом купец то и дело косился на странного путника, ёрзавшего в седле и бессмысленно дергавшего поводья. Распростившись с гостеприимным купцом, Алан поклялся себе, что больше никогда не сядет за руль… то есть в седло. Здешние твари — не вышколенные земные лошадки на конно-спортивной базе в Битце. Эти — с норовом…
Всё бы ничего, да натёр ногу. Сандалии на деревянной подошве, купленные в Анорлайе, оказались вовсе не пригодными для длительных переходов. До ближайшего постоялого двора, судя по карте, ещё топать и топать. Едва ли не до утра…
Солнце уже существенно склонилось к горизонту, из деревушки Хиаримбу он вышел на рассвете, значит, пройдено километров двадцать пять, от силы тридцать. Учитывая, что в полдень он, как и следовало в здешних широтах, прятался от жары в рощице близ дороги, и на эти прятки ушло часа три…
Карта, конечно, штука более чем полезная. К сожалению, с собой её брать было нельзя. Всё-таки распечатка на лазерном принтере — это, как ни крути, артефакт.
Пришлось несколько раз перерисовать её от руки, и таким образом запомнить. Слава Богу, зрительная память Алана никогда не подводила.
Но увидев слева от дороги мальчонку лет семи, пасущего стаю огромных, едва ли не с самого пастуха гусей, он присвистнул. Не должно тут быть никаких населённых пунктов, карта же точнее не бывает, съёмка с орбиты… или всё-таки подзабыл он какие-то детали?
— Будь здрав, юноша, — заговорил он первым. — А что, тут вблизи деревня какая?
— Вот ещё! — задрал нос «юноша». — Бери выше. Тут имение высокородного господина Гойдан-ри, светлого держателя. Вот!
— А ты, выходит, кто будешь? — полюбопытствовал Алан.
— А я в рабах у него! — горделиво заявил мальчонка и для наглядности указал на кожаный ошейник. — Не видишь, что ли, гусей господских пасу.
— А примут ли у вас на постой путника? — на всякий случай поинтересовался Алан.
— Я, видишь ли, ногу в пути повредил…
— А то! — ухмыльнулся пацанёнок. — Господин наш добрый, всех странников принимает. Особливо любит всякие истории послушать. Он их записывает, на дощечки.
Что ж, выбирать было не из чего. Ноге нужен отдых, ещё хорошо бы сменить обувь… да и поесть не помешает, а в мешке у него только половина лепёшки, в бурдюке у пояса воды едва ли на кружку хватит…
— Что ж, показывай, куда идти…
Дорога оказалась и впрямь недолгой — по внутреннему ощущению, километра с два, не более. Сперва потянулись возделанные поля, затем огороды, а на пригорке, сложенный из бело-розового мрамора, располагался господский дом.
У архитектора явно был вкус. Алан оценил это как сын дизайнера интерьеров, освоивший три класса художественной школы (которую после забросил — надоело).
Колонны у центрального входа, резные башенки, издали похожие на шахматные ладьи, причудливой формы крыша.
Только вот не погонят ли его из этого псевдоримского великолепия? Может, пастушок решил подшутить над наивным дядей?
Всё, однако же, получилось как нельзя лучше. Никто и не подумал гнать палками бродягу в бедном одеянии, не то что травить собаками (которых тут, по обычаям Внутреннего Дома, было полным-полно). Напротив — стоило ему остановить какого-то пожилого мужчину и поделиться своими проблемами, как его немедленно провели в людскую, поставили перед ним миску с вареными овощами, более того — налили разбавленного вина.
— Покажи, что с ногой, — сказала толстая повариха Ниузах. — Ишь, сбил-то как…
Вот она, обувка-то городская, как следует мастерить не любят… знамо дело, не для себя ведь, а на продажу… Ну ладно, не горюй, есть у нас бабушка Гиамилху, она тебе целебной кашицей помажет и повязку сделает. Дня через два нога как новенькая будет.
— А что, — решил докопаться до истины Алан, — у вас всех путников так встречают?
Я уж более луны в дороге, а впервые вот так получилось…
— Это господин у нас такой, Гойдан-ри, — пояснила повариха. — Таких, знаешь ли, поискать. В самой столице жил, в первейших советниках у государя ходил… мудрости всякие записывал складно… а потом оклеветали его лизоблюды придворные… вот и вышла ему бессрочная ссылка сюда, на север. И высокородный господин наш — он всех странников привечает. Никого гнать не велит, каждому посильно помогает. А пуще всего любит поговорить с человеком, и различий не делает, будь то купец или селянин, или почище кто…
— Да, это я хорошо зашёл, — автоматически вырвалось у Алана. Спасибо, что не по-русски.
— Именно! — подтвердила тётка. — Сами боги, видно, направили твой путь. Да ты ешь, ешь, не стесняйся. Не объешь никого, поместье у господина богатое, одних овец три великих дюжины голов, а ещё коровы, и свиньи, и всякая разная птица, и поля с пшеницей, просом, ячменем… Опять же, виноградники… Серьёзное хозяйство, присмотра требует. Господину-то, ясное дело, недосуг, но управляющий у нас умом востёр, глазом зорок, да и рука у него строгая…
Повариха ещё долго бы расписывала образцовое хозяйство светлого держателя, но тут в людскую просочился подросток-лакей в белой тсамни.
— Господин просит тебя разделить с ним трапезу, — обратился он к Алану. — Пойдём, уважаемый, я провожу тебя.
Покои светлого держателя Гойдан-ри оказались куда менее пышными, чем можно было предполагать. Он ждал гостя в чистой и просторной зале, сидя в резном кресле из какой-то драгоценной породы дерева. По углам в мраморных вазах стояли цветы, со стен свисали вытканные гобелены, каменный пол, уложенный правильными квадратными плитками, оказался отполирован пусть и не до зеркального блеска, но поскользнуться при желании было можно.
— Приветствую тебя, мой гость, — чуть приподнялся в кресле Гойдан-ри. — Ты можешь присесть вот сюда, — указал он на низенькую скамеечку возле стены.
Светлый держатель был не то чтобы сильно стар, но, по земным меркам, явно достиг пенсионного возраста. Невысокий, худой, с высокими залысинами и гладко выбритыми щеками. Лоб его, как и положено светлым держателям, охватывала узкая пунцовая повязка — знак родства с государем.
— Принеси нам вина и какой-нибудь закуски, — распорядился он, и мальчишка, поклонившись до пола, тут же умчался исполнять.
— Кто ты, уважаемый, и как тебе имя? — поинтересовался хозяин дома.
Алан, не спешивший занять предложенную скамеечку, с достоинством поклонился и ответил:
— Приветствую и я тебя, светлый держатель Гойдан-ри. Имя моё Алан, и я пришёл на земли Высокого Дома из очень дальних краёв. О стране нашей здесь никому не известно, поскольку мир очень велик, и никто не знает его целиком.
— Это верно, — согласился Гойдан-ри. — Не нашлось ещё человека, который обошёл бы все пределы даже обитаемой земли, не говорю уже о диких краях. Однако по твоей речи и манере держаться я могу судить, что вряд ли в своей стране ты был крестьянином или ремесленником…
Алан задумался. Насколько откровенным можно быть с этим отставным чиновником?
Добрый-то он добрый, но нельзя забывать, что здесь — иная ментальность, иная этика. Вполне возможно, что затравить собаками дерзкого простолюдина покажется светлому держателю очень благонравным поступком, укрепляющим мировой порядок и древние традиции. С другой стороны, актёрствовать совершенно не хотелось.
Особенно на сытый желудок. Мозги и без того расплавились от дневной жары, а спешно сочинять какую-то правдоподобную легенду — ресурсов не хватало катастрофически. В конце концов — а почему бы и нет? Кто сказал, что этот высокородный дядька дальше от принятия веры, чем анорлайский ремесленник? А вдруг получится, как у апостола Филиппа с евнухом эфиопской царицы?
