— Да, да. Старый английский обычай. Но не отвлекайтесь. Я слушаю.
— Ну, ладно. На чем мы остановились?
— На смерти миллионера.
— Что ж, он оставил отцу кой-какие деньги, мы купили небольшой ресторан. Дела пошли хорошо, меня отдали в прекрасную школу, потом — в колледж. Я собиралась стать секретаршей, училась стенографии. Поступила к одному человеку, потом к другому и дошла до Дж. Б. Вы не устали?
— Нет.
— А то эта часть — скучная. Ничего, сейчас будет интересней. Три недели назад прихожу я на службу, а шеф выдирает последние волосы. На него подали в суд, речь идет о миллионах. Меня вызывают свидетелем. Главное письмо пропало, без него ничего не докажешь, он мне его диктовал. Ясно?
— В общем, да.
— Шеф сказал, чтобы я немедленно уезжала, лучше всего — в Англию. Надо вам сказать, я здесь никогда не была. Он дал мне денег, купил самый лучший билет. Так я и встретила вашу сестру. Вы спросите, как я назвалась дочерью Дж. Б.?
— Именно, спрошу.
— Это вышло само собой. Она много говорила о замке, но не приглашала. И вдруг в газете мы с ней увидели заметку о моем шефе, о его зверях. Она спросила, родственники ли мы, и тут я не выдержала. Все изменилось. Она меня пригласила. А теперь, — закончила Ванесса, — пойду, сложу вещи.
— Вы уезжаете? — удивился Галли.
— Конечно. Я бы не хотела, чтобы леди Констанс рассматривала меня в лорнет, как таракана.
Галли редко вскрикивал, но тут издал такой звук, словно лопнул бумажный пакет.
— Вы что, думаете, я вас выдам?
— А как же?
— Конечно, нет!
— Я же обманщица.
— Ну и что? Да тут побывало больше обманщиков, чем вообще есть людей на свете. Вы так старались, так рисковали. Мне ли вам мешать?
— Вы очень добрый человек.
— Ну, что вы!
— Не знаю, что и сказать.
— Ничего не говорите. А вот я скажу Биджу, чтобы и он ничего не говорил.
Он побежал искать дворецкого, зато на крыше появился Уилбур Траут, нервный и бледный. Пришел он из портретной галереи, но прославленная ню его не воодушевила.
Сомнения терзали его. Кроме семейной жизни, он был нерешителен и очень беспокоился, а потому слова: «Ну, Уилли, крадем сегодня ночью» — принял, скорее, со страхом, чем с радостью. Глотнув раза три, он сказал:
— Зачем так спешить?
— Надо. Если леди Констанс узнает…
— Что?
— Кое-что обо мне. Если она узнает, я не продержусь тут и шестидесяти секунд. Нельзя рисковать. Позвоню Чесни, он уже доехал. Пусть ждет под окном в два часа ночи. Ты спи. Я к тебе постучусь. В чем дело? Ты не рад?
— Рад…
— То-то! Подумай, у тебя будет картина. Укрась ее розами. Или возами.
— Женевьева так говорила…
— Вполне понятно, — сказала Ванесса, — что ты по ней тоскуешь.
Глава двенадцатая
Будильник на столике нежно зазвонил, оповещая о том, что уже — два часа ночи, и Ванесса села в постели, протирая прекрасные глаза. Легла она рано, чтобы выспаться, голова у нее была свежая, она могла проверить свой план — проверить и одобрить. Ей удалось раздобыть и фонарик, и веревку, и большую фляжку, чтобы подбодрить вовремя коллегу. Когда они виделись в последний раз, она заметила, что он нервничает, а добрая фляжка — лучшее средство от нервов.
Накинув на пижаму пеньюар, который очень ей шел, она стала думать об Уилбуре, и сама удивилась, как при этом умиляется. Во времена недолгой помолвки он нравился ей, не больше, но сейчас, в замке, чувства ее изменились.
Конечно, с ним приятно иметь дело, он все понимает, говорит на том же языке. Кроме того, он туповат, это хорошо, умные мужчины ненадежны. Не хватает ему только одного — няньки. Кто за ним присмотрит? Неизвестно. Возьмет картину, уедет, женится на очередной лахудре, разведется. Да, невесело…
Решив, что матримониальные дела Уилбура Траута ее не касаются, она взяла фонарик, фляжку, веревку и вышла в темный коридор.
Уилбуру отвели комнату, в которой, если верить легенде, Эмсворт XV века разрубил жену топориком, как делали в то время, если не задавалась семейная жизнь. Несчастная, надо полагать, испугалась, увидев его, — но не больше, чем Уилбур, когда пришла Ванесса. Сам лорд Эмсворт, враг подносов и столиков, не произвел бы такого впечатления. Пролежав без сна несколько часов, Траут задремал, и стук в дверь точно совпал с тем моментом кошмара, когда взорвалась бомба.
Уилбур Траут очень боялся леди Констанс. Ее манера сразу поразила его. При всем своем опыте он не встречал таких женщин, и сейчас, услышав стук, испугался, что она придет в галерею, придет и скажет: «Какого черта?!», или что там говорят в этих случаях британские аристократы. Поэтому он очень обрадовался фляжке, а заодно — восхитился Ванессой, которая заботится обо всем.
— Какой халат, блеск! — беспечно воскликнул он.
— Собственно, это пеньюар, но спасибо на добром слове.
— У Женевьевы такой был.
Ванесса поджала губы, но голос ее не выдал, как отвратителен ей этот сюжет.
— А что, его больше нет? Расскажи мне о Женевьеве. Уилбур немного растерялся.
— Что рассказывать?
— Поройся в памяти.
— Красивая такая…
— Еще бы!
— Блондинка.
— И это верно.
— Говорить не любит.
— Сильная, молчаливая натура.
— А вот ругаться, это да.
— Она тебя ругала?
— Все время. Нет, иногда что-нибудь швыряла.
— Что именно?
— Что попадется.
— Возы?
— И выгоняла из дому. Помню, мы поспорили в ночном клубе, она побежала домой, все переломала, перебила — мебель, посуду, ну все. Прихожу, она говорит: «Видишь, сделала уборку». И замахнулась кочергой.
— Тут вы и развелись?
— Немного позже.
— Из-за чего?
