привлекательной для определенного типа мужчин.
Слева был виден край резервуара.
– А Мэттью заходил сюда?
– Мэттью Чоук? Нет, никогда. Его сюда никто не приглашал.
– Но вы знакомы с ним?
– Я училась с ним в школе. Тогда он был страшным занудой, да и теперь остался таким же.
Уайклифф чувствовал себя собакой, почуявшей очень слабый запах и теперь старающейся определить, откуда он исходит. А эта девчонка только и может, что смеяться.
– Риддл не рассказывал вам о себе и своей семье?
– Вы меня расспрашиваете, как на исповеди.
Он повернулся и, бросив на нее холодный взгляд, предупредил:
– Вам следовало бы более серьезно отнестись к моим вопросам.
У Мэри на лице появилось почти торжественное выражение, но он знал, что она ни на йоту не стала более серьезной.
– Он вообще мало со мной говорил. Как и большинство мужчин, он считал, что к нему плохо относятся, а он как раз меньше других этого заслуживает… Ему не удавалось ладить с людьми, но он не был плохим человеком.
Уайклифф обошел комнату, внимательно изучая все находящиеся в ней предметы, как будто в них скрывалась тайна, которую он должен раскрыть.
– Вы были замужем за неким Парксом. Что с ним произошло?
– Он меня бросил.
– Почему?
– Я думаю, он был не в ладах с законом, – пожала она плечами. – Не спрашивайте меня о нем. Я ничего не знаю и знать не хочу. Когда он исчез, я почувствовала только облегчение.
– У него было оружие?
– Насколько я знаю, не было.
Глупо было спрашивать. Даже если у Паркса и был пистолет, то, во всяком случае, не двадцать второго калибра.
– Если можно, я хотел бы переговорить с вашим отцом.
– С отцом?
– Именно так. Или у вас есть возражения?
– Вовсе нет. Он даже будет рад с кем-то словом перемолвиться.
Он пошел за ней по узкой винтовой лестнице. Спальня с наклонным потолком была обставлена довольно скудно: двуспальная кровать под белым покрывалом, покосившийся комод и кресло, в котором сидел старик. Кресло было вращающимся, и, когда они вошли, хозяин развернулся от окна, чтобы взглянуть на гостя.
– Папа, это полицейский, мистер Уайклифф. Он хочет с тобой поговорить.
– Уайклифф? Необычное имя. Это не ваш прародитель перевел Библию на английский язык?
Кресло пожилого человека размещалось в эркере, и он мог наблюдать окрестности с трех сторон.
– Он не может поворачивать голову, – объяснила Мэри. – Но с помощью этого кресла он глядит, куда захочет.
Старик был худ и лыс. Под кожей на черепе просвечивала сеточка кровеносных сосудов, глаза глубоко запали. Но его голос звучал твердо, а мысли были ясны.
– Вы пришли по поводу Могильщика?
– Не только. Я хотел бы поговорить с вами о стоке.
– О стоке? О резервуаре, вы хотели сказать? Вы думаете, что его столкнули туда, и вы правы. – Он указал на бинокль, висящий на ручке кресла. – Я наблюдал, как его вчера днем вытаскивали, и подумал: «Если это конец твоего пути, дружок, то я догадываюсь, где было его начало».
– Ну, я вас оставлю, – сказала Мэри. – У меня еще есть дела.
Уайклифф услышал, как по лестнице застучали ее каблучки.
– Когда я спускался к резервуару, мне показалось, что во время прилива его глубина должна быть около пяти футов, не так ли?
Старик быстро заморгал, и Уайклифф понял, что так он заменяет утвердительный кивок головой.
– Да, это в среднем. Если ветер дует с моря и нагоняет воду, глубина может быть и больше. При низком приливе там гораздо мельче.
Уайклифф присел на край кровати.
– Мистер Пенроуз, вы можете вспомнить, какой прилив был в пятницу?
– Постараюсь, – Пенроуз снова заморгал. – Мне ведь нечего делать, только сидеть и смотреть на море и на корабли. Так, сейчас подумаю… В пятницу море было тихое, шел мелкий дождь. Пик прилива пришелся на четверть двенадцатого ночи. Прилива средней высоты. Значит, глубина воды в резервуаре должна была достигать четырех – четырех с половиной футов.
Уайклифф наслаждался видом, открывающимся из окна. Безбрежная поверхность моря, казалось, освещала все вокруг своим бриллиантовым блеском.
– Если бы тело бросили в резервуар примерно в это время, его вынесло бы в море?
– Если бы только оно не зацепилось за камень или корягу.
– А если бы это случилось позже? Скажем, часа в три ночи?
– После двух часов в резервуаре практически на было воды. Там даже щепка не могла бы плавать.
– А какой мог быть крайний срок, когда брошенное в резервуар тело вынесло бы в море?
– После часа ночи, – старик почесал узловатыми пальцами лысый череп, – это уже было бы невозможно, я бы так сказал.
– Значит, если тело было брошено позже, то наутро оно оставалось бы в резервуаре?
– Само собой.
– Тогда еще один вопрос, мистер Пенроуз. Могло бы тело, брошенное в резервуар рано утром в субботу, остаться незамеченным до начала следующего прилива?
Пенроуз отмел это предположение взмахом руки.
– Ни в коем случае! Следующий подъем воды начался около полудня субботы… – Он на секунду замолчал. – Вы видите, я все время провожу здесь с биноклем. Но ведь еще есть береговая охрана, которая патрулирует побережье каждое утро. Кроме того, здесь ежедневно совершают моцион два джентльмена, а в субботу через это место школьники возвращаются с занятий. – Он засмеялся, обнажив желтые полуразрушенные зубы. – Я вам скажу, мистер Уайклифф, человек даже пописать не сможет здесь остановиться, чтобы не остаться незамеченным. Я имею в виду днем.
Уайклифф поблагодарил собеседника и обещал зайти как-нибудь позже.
– Она хорошая девочка. Я говорю о своей дочери, мистер Уайклифф.
– Ни секунды в этом не сомневаюсь.
– Она думает, я не знаю, что происходит. А я ничего и не говорю. Какая от этого была бы польза?
– Я считаю, вы совершенно правы. Она уже достаточно взрослая, чтобы знать, как себя вести.
– И все равно найдутся люди, которые захотят представить это, как… – Он замолчал, не зная, как выразить свое огорчение. – Я хочу сказать…
– Я очень хорошо вас понимаю, говорю совершенно серьезно.
Выйдя из дома, Уайклифф раскурил трубку и медленно пошел к городу. Было тихо и тепло, почти как весной. Он повернул на Сальвейшн-стрит. Дверь дома номер шестнадцать была открыта, и Уайклифф увидел Лору, которая, стоя на коленях, терла пол в коридоре. В следующем доме тоже шла уборка – хозяйка мыла лестницу. Это напоминало кадры фильма, идущие в обратном порядке.
Все, похоже, начинало складываться, но радости это ему не доставляло. Ему требовалось найти еще одно неопровержимое доказательство, но для этого ему пришлось бы открыть карты. Он пошел вверх по склону к «Бригантине». Заведение только открылось, и из посетителей там был один Эрни Пассмор. Он сидел за столом и держал в огромной веснушчатой руке кружку.
– Что будете пить, мистер Уайклифф?
– Спасибо, я сам себе возьму. – Однако, получив пиво, Уайклифф подсел к Эрни.
