— Привет, — сказала Мейбл. — Заходи.
Ее пациент радушно поддержал приглашение.
— Да-да, входите, — сказал он. — Не знаю, кто вы, сэр, и что вы делаете в этой каюте, но можете войти.
— Я ненадолго. Я тут лечу головную боль мистера Тенни-сона.
— Головную боль мистера Теннисона-младшего.
— Да, Теннисона младшего.
— Не путать, — продолжал пациент, — с головной болью мистера Теннисона-старшего, если она у него бывает, — хотя, боюсь, это не так. Не знаю, кто вы, сэр, и что вы делаете в этой частной каюте, но должен сказать вам, что эта малышка — вы не возражаете против того, чтобы я называл вас «малышка»?
— Не отвлекайтесь.
— Эта малышка, — сказал Реджи, — ангел милосердия. Самое точное определение. Точнее не бывает. Она увидела меня на палубе, с первого взгляда определила, что у меня болит, привела меня сюда и стала мною заниматься. Надо бы потом посмотреться в зеркало — на месте ли голова или ее оторвали, но в остальном я чувствую себя намного лучше.
— У мистера Теннисона…
— Мистера Теннисона-младшего.
— У мистера Теннисона-младшего был похмельный синдром.
— Был. Никому бы такого не пожелал, сэр, не знаю, кто вы и что вы делаете здесь, в частной каюте…
— Это мой шурин, Айвор Лльюэлин.
— А, волшебный фонарь… — сообразил Реджи. — Добрый день, мистер Лльюэлин. Рад с вами познакомиться. Мой брат Амброз рассказывал мне о вас. Он вас очень высоко ценит, Лльюэлин, очень высоко.
На киномагната вежливые слова не подействовали. Он мрачно глянул на молодого человека.
— Мне нужно поговорить с тобой, Мейбл.
— Хорошо. Начинай.
— С глазу на глаз.
— Ах так? Ну ладно, сейчас закончу.
Она мертвой хваткой вцепилась в шею Реджи, он только слабо вскрикнул.
— Ну-ну, потерпите, — успокоила она.
— Легко сказать «потерпите», а что если я у вас в руках развалюсь на части?
— Вот. Теперь все. Что скажете? Реджи чуть покрутил головой.
— Скажите «Бу».
— Бу!
— Громче.
— Бу!
— Теперь мне на ухо.
— Бу!
Реджи встал и блаженно улыбнулся.
— Чудо! Вот что это было. Обыкновенное чудо! Я стал другим человеком.
— Хорошо.
— И теперь я должен сказать, что был несказанно счастлив познакомиться с вашим семейством. В жизни не встречал такой дивной и благодетельной семьи. Вы, мисс…
— Спенс моя фамилия.
— Вы, мисс Спенс, мертвых возрождаете к жизни. Вы, Лльюэлин, первый заплатили реальные деньги моему брату Амброзу. Такое знакомство выпадает не каждому. Я должен чаще с вами видеться, мисс Спенс, и с вами, Лльюэлин. Подумать только! — воскликнул Реджи. — Если бы полчаса назад кто-нибудь сказал мне, что я буду ждать сегодняшнего ужина как изголодавшийся червь, я бы не поверил. Прощайте, мисс Спенс, и вы, Лльюэлин, или лучше сказать «до свидания», и спасибо, спасибо вам, мисс Спенс, и вам, Лльюэлин, тысяча благодарностей. Как вас зовут?
— Мейбл.
— Отлично, — сказал Реджи.
Дверь закрылась. Мейбл Спенс улыбнулась. Мистер Лльюэлин улыбаться не стал.
— Итак, — сказала Мейбл, — на сегодня добрых дел достаточно. Не представляю, где юноша мог так нагрузиться, Но он явно перестарался. Сейчас трудно поверить, что он может произвести впечатление. А мне всегда нравились такие сухопарые, длинноногие…
Мистер Лльюэлин был не в настроении выслушивать лекции о внешних параметрах Реджи Теннисона, о чем и дал понять, заметавшись по комнате в буре эмоций, на манер умирающего лебедя.
— Послушай! Да будешь ты слушать, наконец!
— Хороший шаг. Что?
— Ты знаешь, кто с нами на корабле?
— Ну, теперь я знаю про Теннисона-старшего и Теннисона-младшего, потом по пути я встретила Фуксию Флокс, но кроме них…
— Тогда слушай, кто еще с нами плывет. Тот тип, который был в Каннах. Там, на террасе отеля. Который хотел узнать, как пишется «ишиас».
— Чушь.
— Чушь, говоришь?
— Ты все время о нем думаешь. Вот он тебе и мерещится.
— Разве? Ну хорошо, тогда слушай. Когда ты ушла, я пошел в библиотеку, сижу, а он вдруг выскочил как из-под земли, подкрался, в затылок дышит. На этот раз он хотел узнать, как пишется «беспрецедентно».
— Хотел узнать?
— Хотел.
— Так-так… Кажется, мальчик увлекся самообразованием. Такими темпами он наберет довольно приличный словарик. Ты подсказал ему?
Мистер Лльюэлин сделал пару танцевальных па.
— Конечно, не объяснил. Откуда мне знать, как это пишется? А даже если бы и знал — что я, всем подряд должен растолковывать? Я просто сидел, смотрел на него и старался ровно дышать, чтобы сердце не выскочило.
— Может, он подошел случайно? Многие подходят случайно. Не вижу ничего страшного в том, что он плывет вместе с нами. И постарайся, — добавила Мейбл Спенс, — на досуге узнать, как пишется это слово.
— А ты не можешь?
— Я — нет.
— Тогда послушай и заруби себе на носу, — занервничал мистер Лльюэлин. — Амброз Теннисон, как выяснилось, знает этого типа, и я спросил его, чем тот занимается, а Теннисон ответил: он детектив.
— Детектив?
— Детектив. «Дэ», «е», «те»… В общем, сыщик, — сказал Лльюэлин.
Это на Мейбл подействовало. Она задумчиво закусила губу.
— Точно?
— Куда уж точней!
— А ты уверен, что это тот самый человек?
— Разумеется, уверен.
— Странно.
— Что тут странного? Я тебе еще в Каннах говорил, что это таможенный шпион, и если ты мне не веришь, тогда, может, ты поверишь стюарду. Стюард ведь должен отвечать за свои слова? А он сказал мне, что в каннских отелях этих сыщиков как собак нерезаных. Он говорит, они так и вьются вокруг,
