подслушивают разговоры. В один прекрасный день какая-нибудь глупая женщина сболтнет, как бы ей провезти что-нибудь, а им только того и надо. Этот парень здесь специально, чтобы следить за мной. Они так делают. Мне стюард рассказывал. Напав на след, они не отступают. Ну, что ты теперь скажешь? — вопросил мистер Лльюэлин, плюхаясь на кровать и пыхтя как паровоз.
Мейбл Спенс никогда не была горячей поклонницей своего шурина, но чисто по-женски ей стало его жалко. Она могла много чего сказать, и непременно сказала бы, и про его кровяное давление, и про то, что ему пора сесть на строгую диету, но она промолчала. Она подумала немного, пытаясь оценить ситуацию с чисто женской, практической точки зрения. И вскоре ее проницательный ум подсказал ей правильный выход.
— Не волнуйся, — сказала она.
Учитывая взвинченное состояние мистера Лльюэлина, ей следовало бы произнести эту фразу более радостно. Лицо киномагната, и без того розовато-сиреневое, запылало королевским пурпуром.
— Не волноваться? Хороший совет.
— Не о чем волноваться.
— Значит, не о чем? Ну спасибо.
— Я знаю, что говорю. Сначала я думала, что ты преувеличиваешь, но раз этот человек — детектив, тогда ты, наверное, прав, и он ходит за нами из-за тех слов, которые тогда услышал. Но страшного ничего нет. Все очень просто. Он, вероятно, из того же теста, что и все, — ждет, когда ему предложат нормальную цену.
Мистер Лльюэлин, видимо, хотел что-то сказать (должно быть, в ответ на слова «очень просто»). Он вздрогнул, проглотил что-то, и цвет его лица начал меняться к лучшему. Из пурпурного оно постепенно становилось розовато-сиреневым.
— Это верно.
— Еще бы!
— Я думаю, ты права. Он именно этого и ждет.
От этих слов он почувствовал себя так, словно после долгих блужданий по болоту выбрался наконец на твердую почву. В чем, в чем, а в том, как и за сколько нанимают людей, он разбирался.
Но радость недолго сияла в его глазах, он стал сомневаться:
— Как же это сделать? Нельзя просто так подойти к нему и спросить, сколько он берет.
— А тебе и не надо этого делать. — Мейбл посочувствовала неповоротливости мужского ума. — Ты хорошо разглядел его?
— Хорошо ли я его разглядел?! — повторил мистер Лльюэлин. — А на что я, по-твоему, любовался битый час! Если бы у него были прыщи, я бы все их уже знал наперечет.
— Прыщей у него как раз нет. В этом-то все и дело. Он довольно симпатичный.
— А мне не нравится.
— Нет, он симпатичный. Похож на Боба Монтгомери. Наверняка он сам знает об этом. Более того, я уверена, что он мечтает сняться в кино с тех самых пор, как в первый раз побрился. Думаю, если ты поговоришь с ним с глазу на глаз и предложишь ему работу на киностудии, он за нее ухватится. И тогда…
— Тогда он не станет выдавать меня этим акулам!
— Разумеется, не станет. Это будет не в его интересах. Вообще, раз у тебя есть возможность раздавать работу в кино, ты можешь нанять кого угодно. Он клюнет на это, едва ты раскроешь рот.
— М-да, — заметил Айвор Лльюэлин, после чего заметно погрустнел и задумался.
Пока его не принуждали крайние обстоятельства, он не спешил добавлять новые имена к списку паразитов, присосавшихся к его кинокомпании. Каждое субботнее утро он выкладывал кругленькую сумму для родственников своей жены: свояка Джорджа, дядюшки Уилмота, двоюродного братца Эгберта и его сестры Женевьевы, которая, хотя он сильно сомневался в ее умении читать, состояла в его компании на должности чтицы с окладом триста пятьдесят долларов в неделю. Конечно, в случае крайней необходимости он мог бы добавить к ним и Монти Бодкина за любую фантастическую сумму, которую потребует эта кровожадная ищейка, но так ли уж это необходимо — вот в чем вопрос.
И тут он понял, что другого выхода нет. Старый, проверенный веками способ закрыть рот тому, кто много знает, — чего уж лучше! Прежде этот способ срабатывал безотказно, не подведет и на этот раз.
— Хорошо, — сказал он. — Амброз Теннисон с ним дружит, он-то все и провернет. Все лучше, чем идти на прямой контакт. Солиднее. Думаю, ты права. Он клюнет.
— Еще бы не клюнул! С чего ему отказываться? Я не думаю, что им много платят. Кругленькая сумма от кинокомпании Лльюэлина покажется ему манной небесной. Говорила я, тебе не о чем беспокоиться?
— Говорила.
— И разве я была не права?
— Права, права, — кивнул мистер Лльюэлин.
Он пристально посмотрел на свояченицу и подумал: как это раньше ему казалось, что он ее недолюбливает? В какой-то момент ему даже захотелось расцеловать ее.
Но, одумавшись, он потянулся к чемодану, достал сигару и принялся ее жевать.
Глава VIII
Монти Бодкин, пропустив рюмочку, не задержался в курительной, хотя там было много достойных людей, с которыми в иной момент приятно провести время. Он сошел вниз, чтобы произвести осмотр каюты, прежде принадлежащей Реджинальду Теннисону, — в ближайшие пять дней она должна была стать его пристанищем. Там он имел счастье лицезреть Альберта Юстаса Пизмарча, стюарда, обслуживающего этот сектор палубы «С». Сей ревностный муж не сразу попал в его поле зрения; вначале о его присутствии говорили лишь тяжкие вздохи, доносившиеся из ванной комнаты, но минуту спустя он вышел оттуда, и Монти смог оглядеть его в полный рост.
Поначалу ему показалось, что любоваться тут особо не на что. Вот если бы он встретил Альберта Пизмарча десятью годами раньше, когда время еще не сделало свое черное дело!.. А сейчас стюарду было уже за сорок. Время избавило его практически от всех волос, оставив взамен розовое пятнышко на носу. Его стройная некогда фигура тоже претерпела с годами частичные изменения. Кто видел Айвора Лльюэлина, ни за что не назвал бы Пизмарча толстым, но все же для своего роста он был полноват. У него было круглое лунообразное лицо, на котором, как изюминки в тесте, сидели маленькие карие глазки. И при виде этих глаз дух беспечной радости, с которым Монти ворвался в комнату, стал понемногу улетучиваться.
Дело не в том, что у Альберта Пизмарча были такие маленькие глаза. У многих знакомых Монти были маленькие глаза. Смутило другое: во взгляде этих глаз Монти почудилось некое осуждение, словно стюарду не нравится его внешность. А мысль о том, что кому-то может не нравиться его внешность, особенно после того как он только что помирился с Гертрудой Баттервик, была для Монти как нож острый.
И он решил постепенно завоевать расположение Пизмарча, расточая улыбки и всячески показывая, что даже если почему-либо он, Монти, не соответствует его представлениям о физической красоте, то внутренний мир Бодкина отвечает самым высоким требованиям.
«Он, конечно, не Аполлон, — рассказывал бы потом Альберт в своей компании, хотя, конечно, не ему бы критиковать, — но очень приятный молодой человек. Тихий такой, вежливый. Выражается обходительно», — или как там обычно говорят слуги, когда хотят сказать, что кто-то умеет поддержать разговор.
Под прицелом карих глаз Монти выпалил задорно и звонко:
— Добрый день!
— Добрый день, сэр, — сухо отвечал Альберт Пизмарч.
Монти Лишний раз убедился, что стюард его недооценивает. Очень уж неприветливо тот себя вел. Для Монти это было первое морское путешествие, у него еще не было опыта, исходя из которого он мог бы вывести среднюю степень доброжелательности стюардов, но в данном случае он явно имел право рассчитывать на более теплый прием.
