гусеницы находят в глубине твердую опору мерзлоты. Геннадий дает то задний, то передний ход. Мотор ревет, и стальное чудовище, мокрое, точно вспотев, выкарабкивается из трясины, выволакивай за собой тяжеленную платформу.
Маленький крепыш преобразился. Кепка съехала набекрень цыганские кудри разметались, лицо раскраснелось. Привставая на кожаном сиденье, он наваливается на рычаги и, вероятно, чувствует себя титаном, сокрущающим стихию. Такая работа ему по душе. Каждое движение его руки приближает огромный груз к прииску, заброшенному за перевалы дикого Кулара.
Продвигаемся медленно. Иногда соскакиваем на ходу и бежим за нашим поездом, щелкая фотоаппаратами. Для меня такой вид транспорта нов. Ведь еще недавно на Дальнем Севере все грузы перевозили на оленях и о поездах-вездеходах северяне читали только в фантастических романах.
Преодолев в конце концов бесконечные лесотундровые увалы и множество болотистых седловин, лезем прямо на сопку. Грунт стал твердый. Гусеницы то и дело скрежещут о камни. Задрав капот, трактор карабкается к небу не останавливаясь.
Вскоре мы очутились на плоской как стол вершине, покрытой сухой мелкокаменистой тундрой. Вышли на водораздел между Яной и Омоловм — на осевое плоскогорье хребта Кулар. Слева остались бесконечные лесистые увалы, уходящие к Яне. Справа спадают к горизонту волнистые, почти безлесные сопки «куяарских покатей». Впереди далеко-далеко темно-фиолетовой стеной вздымается высокогорная ступень Кулара с ребристыми вершинами, припудренными евежевыпавшим снегом.
Тракторный поезд быстро идет по ровной тундре плоскогорья.
Сопки золотоносного района, пологие и плоские, сливаясь с плоскогорьем, образовали низкую ступень Кударского хребта. Золото отложилось в долинах этой ступени. Как и на Колыме, оно осело в зоне осадконакопления между высокогорьем, где горные породы, быстро разрушаются, и древним прогибом низменности. Долины «покатей» хранят несметные золотые клады…
Впереди по нашему курсу маячат какие-то точки. Несемся к ним сломя голову.
— Бочки!
— Заправочная станция, — говорит Геннадий. — Половину пути прошли…
Поезд остановился у бочек, составленных в каре… Пассажиры дружно стали подкатывать их, заливать опустевшие баки горючим. Дул пронизывающий ветер. Все собрались в кабине, согретой разгоряченным мотором. По-братски разделили запасенные бутерброды. Открыли консервы. Аппетит у всех зверский.
Быстро «заправившись», тронулись дальше. Новизна впечатлений несколько притупилась. Клонит ко сну. Но скоро борьба с препятствиями снова захватила нас. Плоскогорье с удобной, дорогой осталось позади. Опять преодолеваем болотистые седловины, переправляемся через ручьи, пересекаем разреженные редколесья. Чем ближе к прииску, тем гуще сеть тракторных следов. Все труднее увертываться от старой колеи, где мох счищен ж гусеницы тонут в трясине.
— Тракторная эрозия! — вздохнул Геннадий. — Инженеры говорят: скоро это будет главная беда Севера.
Приблизились к бровке широкой долины. Внизу прииск Кулар. По каменистому ложу мчится мутный Бургат. На плоской террасе стоит несколько бревенчатых домиков, а вокруг повсюду белеют палатки на каркасах. Сотни палаток. Они взбегают на противоположный склон долины, образуя целый палаточный городок среди лиственничного редколесья.
Коричневый Бургат с беляками пены разрезает поселок надвое, ветвится рукавами. Невольно вспоминается бретгартовский «Ревущий стан». Но справа и слева по главному руслу Бургата и в боковых ручьях вздымаются высокие пирамиды перемытой породы, целые участки русла наголо счищены. Повсюду виднеются металлические переплеты эстакад с барабанами скрубберов, высоко приподнятые стрелы транспортеров, сбрасывающих отмытую гальку на вершины пирамид.
Ползают бульдозеры, сгребая к ненасытным бункерам золотоносные пески. По дороге, проложенной прямо по галечной отмели от поселка к полигонам, снуют грузовики. Глухой гул несся из золотоносной долины. Видно, здесь не зевали с промывкой. Прежде чем построить жилища, забросили машины и уже собирают золотой урожай. Самые тяжелые грузы завезли зимой, по утрамбованному бульдозерами зимнику, а остальные летом — тракторными поездами.
Гусеничные следы слились в одну «дорогу», спускавшуюся в долину. Казалось, что грязевой поток сползает вниз. Тракторная эрозия разгулялась вовсю. Трясина теснила нас все ближе и ближе к краю крутой террасы.
Мшистый склон спадал в долину под углом в добрые семьдесят градусов. И вдруг наш поезд перевалил за бровку и, страшно накренившись, сполз юзом метра два, задержавшись на бугре. Повисли над бездной. Внизу кипит Бургат. Податься назад, выталкивая тяжеловесную платформу, нельзя.
Геннадий пристально оглядывает каждую кочку головоломного спуска. Сползать юзом дальше невозможно — перевернемся, костей не соберешь. Пассажиры могли выпрыгнуть и спуститься ползком, цепляясь за мох и кочки. Но никто не пошевелился. Не хотели оставлять Геннадия в трудную минуту. Молча разделили и выкурили последние папиросы.
— Ну… пошли…
Дюйм за дюймом выворачивал трактор Геннадий. Кабина нависла над Бургатом. Точно с вертолета, видим каждую морщинку взбаламученного потока.
Медленно сползает махина тракторного поезда. Тяжелая платформа, глубоко врезаясь гусеницами в моховой покров, сдерживает трактор и не дает перекувырнуться. Вцепившись в рычаги, Геннадий сдерживает напирающую платформу, спускает трактор ниже и ниже. Лоб его покрыла испарина, глаза блестят, промасленная кепка свалилась на спинку кресла. Чувство времени потеряно. Внезапно трактор ринулся вниз, волоча свой тяжелый воз, с ревом выскочил на болотистую Террасу и остановился у самой реки. Тракторист нахлобучил на свои кудри кепочку и вогнал тракторный поезд в русло Бургата. Могучие стальные гусеницы оглушительно затарахтели по каменистому дну…
На прииске
На следующее утро мы пошли представляться начальству. Познакомились с главным инженером. В бревенчатой конторе он бывал только в это раннее время, затем пропадал на весь день: объезжал свои участки и полигоны.
Главный инженер разглядывал планы долины Бургата. Поздоровавшись, предложил посмотреть золотоносные шахты.
Мы никак не ожидали увидеть шахты далеко за Полярным кругом, у полюса вечной мерзлоты, в материковых льдах.
Утомленное лицо инженера оживилось. Видно, шахты его любимое детище. Он расправил на столе план:
— Посмотрите… куларское золото не так просто взять. Девяносто процентов богатейших золотоносных песков скрыты глубоко под землей в древних речных руслах. Погребенные русла не соответствуют современным. Вот тут… — он показал заштрихованную на плане полосу, — золотоносный желоб смещен вправо от теперешнего Бургата и скрыт тридцатиметровой толщей террасы. Представляете? Длина россыпи несколько километров, а слой золотоносного песка — в три человеческих роста. Золота в них куда больше, чем в легендарных песках Индигирки. Похороненные «золотые желоба» находят и исследуют геологи с помощью буровых скважин и передают нам вот такие планы…
За окном загремели гусеницы приближающегося вездехода.
— Пора… карета подана, — рассмеялся инженер. Он свернул план и спрятал в несгораемый шкаф. — Поедем к Зенину, посмотрите, как выгребают эти «золотые желоба».
Забрались в просторную кабину, уселись на мягкие кожаные кресла. В зеркальные ветровые стекла видна улица, усыпанная гравием. Проносятся грузовики с приискательским людом, спешащим сменить товарищей на участках. Белеют палатки. Прыгает по камням коричневый Бургат. Вездеход ринулся вперед, незаметно проскочил Бургат и на большой скорости стал косо подниматься по мшистой террасе. Чудесная
