Церковные деятели средневековой Руси XIII - XVII вв.

писать отречение.

В условиях ожесточенной борьбы придворных бо­ярских кланов митрополит Иоасаф не сумел долго удержаться на кафедре. Во время очередного двор­цового переворота в марте 1542 г. он был арестован Шуйским и сослан в свой Троице-Сергиев монастырь. Там он прожил долгое время, пользуясь большим по­ четом. К мнению Иоасафа Умного прислушивались и много лет спустя. По-видимому, он был близок с од­ ним из доверенных лиц Ивана Грозного благовещен­ским протопопом Сильвестром. В 1551 г. именно Иоасафу решено было послать «на экспертизу» ре­шения «Стоглавого» церковного собора. В своих замечаниях по тексту документа Иоасаф предстает весьма своеобразной личностью. Вопреки мнению со­ бора он требует переложить расходы по выкупу плен­ных с податных людей на церковь. «А христианам, государь царь, и так твоей много тягли в своих по-датех». Негодуя на широкое распространение ско- мороших увеселений, к которым был неравнодушен и сам царь, Иоасаф увещевает: «Бога ради, государь, вели их извести, кое бы их не было в твоем царстве. Се тебе, государь, великое спасение, аще бесовская игра их не будет» [98].

Весьма интересно и пожелание Иоасафа упомя­нуть в историческом экскурсе, касающемся собора 1503 г., не только Иосифа Волоцкого, но и «старцев-пустынников», то есть нестяжателей и их вождя Нила Сорского. Видимо, близость Иоасафа с Сильвестром была основана на сочувственном отношении того и: Другого к учению нестяжателей. Впрочем, как и не­которые другие «поздние»    нестяжатели, Иоасаф не стеснял себя в повседневном обиходе: живя в Троиц­ком монастыре, он «пировал с клирошанами», а позд­ нее, в Кирилловской обители, устраивал себе в келье особый, отдельный от всех монахов стол[99].

Вскоре после свержения Иоасафа хозяином «до­ма пречистой Богородицы» стал новгородский архие­пископ Макарий. Уже на другой год новый митропо­лит едва не был раздавлен жерновами придворной борьбы. В 1543 г. князья Шуйские решили распра­виться с боярином Федором Воронцовым. Его схва­тили в государевой «столовой избе», выволокли на улицу и принялись бить «смертным боем». Макарий вмешался, чтобы приостановить расправу. Его само­го клевреты Шуйских «безчестно затеснили и мантию на нем со источники и содрали» [100].

И все же Макарий сумел благополучно пережить все политические конвульсии эпохи. В период остро­го династического кризиса 1553 г., когда тяжело боль­ной Иван IV принуждал бояр целовать крест на верность своему полугодовалому сыну, «пеленочнику» Дмитрию, Макарий сумел уклониться от участия в придворной борьбе. На следующий год царь назна­чает его своим душеприказчиком, призывает в ка­честве свидетеля заново составленной духовной гра­моты.

7  августа 1560 г. умерла первая жена Ивана IV царица Анастасия. Макарий был в числе главных организаторов его второго брака. 21 августа 1561 г. он обвенчал Ивана с кабардинской княжной Кученей, которую он же накануне окрестил Марьей. В   начале 60-х годов, когда Иван IV начинает ра­скручивать чудовищный маховик массовых репрессий и казней, митрополит пытается успокоить царя, при­мирить его с боярством. Он широко пользуется тра­диционным правом «печалования», позволявшим главе церкви брать под свою защиту провинивших­ся, опальных вельмож. Макарий старался смягчить участь впавших в немилость деятелей Избранной рады, дать им возможность лично оправдаться перед царем. В 1561 г. он примиряет Ивана IV с его двою­родным дядей князем Василием Михайловичем Глин­ским, ручается за его политическую благонадеж­ность; в 1562 г. спасает князя Вельского. Уже незадолго до смерти, в  1563 г., Макарий на время примирил царя с его двоюродным братом князем Вла­димиром Андреевичем Старицким.

31 декабря 1563 г. Макарий скончался. Это был один из просвещенных и гуманных руководителей русской церкви. Известный исследователь эпохи Ива­на Грозного академик С. Б. Веселовский, быть может несколько увлекаясь чистотой художественного обра­за, писал, что «Макарий принадлежал к тем немно­гим избранным натурам, которые одним своим при­сутствием облагораживают и поднимают окружаю­щих их людей и своим молчаливым упреком действуют сильнее, чем резким осуждением. Для борьбы он был слишком мягким человеком, но влия­ние его на царя долгое время было очень велико» [101].

Одной из главных причин редкого для той эпохи политического долголетия митрополита Макария бы­ло его умение идти навстречу пожеланиям как свет­ских властей, так и иосифлянского большинства церковной иерархии. В своей деятельности он тонко сочетал защиту интересов церкви с крупными услу­ гами боярскому правительству и самому Ивану IV. Именно Макарий подготовил и провел церемонию «венчания на царство», состоявшуюся 16 января 1547 г. Митрополит благословил Ивана IV на борьбу за присоединение Казани, за выход к Балтийскому морю.

Одновременно Макарий заботился об укреплении могущества и повышении престижа церкви. В 1547 и 1549 гг. под его руководством состоялись церковные соборы, на которых были рассмотрены вопросы кано­низации (причисления к «лику святых»), В свое время иерархи-византийцы, выполняя требования кон­стантинопольского патриархата, всячески препятство­вали распространению культов собственно русских святых. Так, например, месяцеслов Евангелия Семена Гордого, создателем которого, по-видимому, был митрополит Феогност, вообще не содержит «памятей» русских святых. К середине XVI в. признанием мит­рополичьей кафедры и общерусской известностью пользовалось лишь около десятка отечественных святых: князь Владимир Святославич, «креститель Руси», его сыновья Борис и Глеб, казненный в Орде в 1246 г. князь Михаил Черниговский, митрополиты Петр и Алексей, монахи Сергий   Радонежский, Варлаам Хутынский, Антоний и Феодосий Печерские и некоторые другие. В условиях феодальной раздроб­ленности многие святые чтились местно, без утвер­ждения высшими церковными инстанциями. Каждое княжество имело своих собственных «небесных за­ступников» и «чудотворцев».

Под руководством Макария была проделана ог­ромная работа по ревизии местных пантеонов свя­тых, отбору кандидатов в общерусский канонизаци-онный список, унификации старых и написанию новых житий. В результате на соборах 1547 и 1549 гг. было канонизировано 39 «новых русских чудотворцев». Среди них — «духовные отцы» иосифлян Пафнутий Боровский и Макарий Калязинский, большая группа новгородских святых, несколько учеников Сергия Ра­донежского, основателей новых монастырей.

Пополнение рядов отечественных святых не толь­ко увеличивало доходы монастырей и соборов, где хранились их останки, но также укрепляло престиж русской церкви внутри страны и среди других право­ славных церквей.

На соборах 1547 и 1549 гг. были окончательно установлены необходимые предпосылки канонизации того или иного претендента: наличие жития и цер­ковного песнопения («канона») в его честь, достовер­ ные свидетельства «чудес», совершенных кандидатом в святые, и, наконец, нетленность мощей. Последнее требование доставило особенно много хлопот жела­ющим иметь собственного святого. За исключением редких случаев естественной мумификации трупа, все остальные «нетленные мощи» на поверку оказывались более или менее ловкой подделкой.

В первой половине 1551 г. в Москве состоялся церковно-земский собор, в ходе которого высшее ду­ ховенство во главе с Макарием вынуждено было дать ответы на целый ряд вопросов, поставленных Иваном IV. Содержание вопросов, как и сама идея созыва собора, было подсказано молодому царю его ближайшими советниками из числа нестяжателей. Виднейшим среди них был царский духовник благо­вещенский протопоп Сильвестр.

Вопросы царя «Стоглавому» собору ярко рисуют многие темные стороны тогдашней церковной жизни, указывают на наиболее распространенные пороки черного и белого духовенства. Приводим этот любо­ пытный диалог царя с высшим духовенством в изло­жении известного русского историка прошлого сто­ летия С. М. Соловьева [102].

«В 1551 г. на церковном соборе царь подал свя­тителям следующий список беспорядкам, для прекра­щения которых требовал их содействия: чтобы по церквам звонили и пели по уставу, чтобы поставле­ны были старосты поповские над всеми священни­ками; при отдаче антиминсов [103] продажа делается большая; иконы пишутся неприлично; чтобы при даче венечных знамен[104] не было великой продажи христианству; божественные книги писцы пишут с неправильных переводов и, написав, не исправляют же; ученики учатся грамоте небрежно; у владык бо­яре, дьяки, тиуны, десятинники и недельщики [105] судят и управу чинят не прямо, а волочат и продают с ябедниками [106] вместе, а десятинники попов по селам продают без милости, дела