Церковные деятели средневековой Руси XIII - XVII вв.

стантинопольского патриарха.

С древних времен восточная церковь имела четы­рех патриархов: александрийского, антиохийского, иерусалимского и константинопольского [112] . С иерархи­ческой точки зрения старшим из них считался патри­арх константинопольский. Каждый из патриархов руководил религиозным сообществом, именовавшимся «церковью». Все церкви выводили свою родословную от ближайших учеников Христа — апостолов. Алек­сандрийская церковь считала своим основателем Марка, антиохийская — Петра и Павла, иерусалим­ская— Иакова. Константинопольская церковь у исто­ков своих помещала сразу нескольких апостолов — Андрея, Павла, Иоанна и других. Первоначально ру­ководители всех церквей имели сан епископа. Уже на Втором вселенском соборе (381 г. н. э.) епископу Константинополя («Нового Рима») было предостав­лено второе место после епископа собственно Рима. После разрыва между восточной (православной) и западной (католической) церквами, окончательно оформившегося в середине XI в., Константинопольский первосвященник, естественно, переместился со 2-го на 1-е место среди собратьев. Уже в V в. н. э. все главы восточных церквей имели достоинство пат­риархов, то есть наиболее почитаемых, старейших среди епископов.

Среди константинопольских епископов были та­кие прославленные «отцы церкви», как Василий Ве­ ликий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст. Алек­сандрийская церковь гордилась именами известных теологов Афанасия Великого, Кирилла и Климента Александрийских. Из ее недр в IV—V вв. н. э. вышли основатели христианского монашества, отшельники-аскеты Антоний, Пахомий, Пимен, прозванные впос­ ледствии «Великими». Воспитанником антиохийской церкви был знаменитый богослов и гимнограф Иоанн Дамаскин. Иерусалимская церковь особо чтила па­мять песнопевца Козьмы Маюмского, подвижников, основателей монастырей V—VI вв. Евфимия Великого и Саввы Освященного.

Печальное состояние восточных церквей в конце XVI в. уже почти ничем не напоминало об их бога­ том историческом прошлом. Все патриархи жили и руководили своими церквами на территориях, захва­ ченных «неверными» — турками или арабами. Рус­ская церковь была единственной крупной ветвью «вселенского православия», которая пользовалась по­ложением господствующей,    государственной церкви..

Уже в конце XV в. появилась идея об особой ис­торической роли Москвы как новой религиозной сто­ лицы всех православных христиан. Мысль об учреж­дении московской патриархии волновала честолюбие Русских иерархов, сулила надежды на возрождение политического суверенитета церкви. Однако на пути ее реализации существовало немало преград. Глав­ной из них была позиция константинопольского пат­ риарха. Опасаясь конкуренции, сокращения сферы своего влияния, он издавна препятствовал учрежде­нию патриаршества в славянских странах — Болгарии и Сербии. По тем же причинам не желал он и по­явления нового московского патриарха.

В бурную эпоху Ивана IV русским было не до церковных споров с Константинополем. К тому же и сам царь, очевидно, не имел желания видеть главу русской церкви в достоинстве патриарха. Конфликты с митрополитами многому научили Ивана IV. Он ре­зонно опасался, что рост авторитета церковного ру­ ководства пойдет на пользу его врагам — боярской оппозиции.

Мысль об учреждении патриаршества впервые была высказана московскими правителями лишь в 1586 г. Царь Федор Иванович по совету своего шури­на Бориса Годунова, искавшего союза с высшим ду­ ховенством, поручил приехавшему в Москву за «ми­лостыней» антиохийскому патриарху Иоакиму разуз­ нать мнение других патриархов и всего православного Востока относительно учреждения патриаршества в России.

Прошел год, а от патриарха Иоакима не было никаких вестей. Явившийся в Москву летом 1587 г. грек Николай выдал себя за патриаршьего посла и обнадежил русских вестью о том, что восточные пат­риархи якобы одобрили их замысел. Однако дальней­шие события показали, что это было далеко не так.

Еще через год, летом 1588 г., в пределы России неожиданно въехал сам константинопольский патри­ арх Иеремия. Смоленским воеводам и архиерею был послан приказ всячески чтить патриарха, собирать толпу народа в той церкви, куда он захочет пойти помолиться. Одновременно из Москвы были отправле­ны царские приближенные для сопровождения патри­арха в столицу, а также для выяснения его намерений и целей приезда. Наряду с прочими вопросами послан­ным велено было выяснить: не есть ли этот Иеремия самозванец, выдающий себя за патриарха с целью сбора богатой «милостыни»? Такие случаи были до­ вольно распространены в отношениях России с пра­вославным Востоком. Прежний константинопольский патриарх Феолит был только что низложен турками, и потому в Москве еще не имели ясного представле­ ния о ситуации в Константинополе.

Убедившись в том, что патриарх — настоящий, недавно возведенный на кафедру, царские посланцы проводили его в Москву. Здесь он был помещен со всеми возможными удобствами на подворье рязанско­го епископа. Любопытство московских обывателей было возбуждено до крайности: это был первый в ис­тории приезд на Русь константинопольского патриар­ха. Однако Годунов распорядился держать Иеремию в строгой изоляции, под своего рода «домашним аре­стом». Вокруг подворья были выставлены крепкие караулы. К патриарху допускались лишь доверенные лица Годунова [113] .

Через неделю после прибытия в Москву Иеремия был принят царем Федором Ивановичем, а затем имел долгую беседу с Борисом Годуновым. Из речей пат­риарха стало ясно, что единственной целью его при­езда в Россию был сбор милостыни для обнищавшей константинопольской церкви. Никаких полномочий от других патриархов по вопросу об учреждении москов­ской патриархии Иеремия не имел и вести переговоры на эту тему не собирался. Православный Восток охот­но принимал московские дары, но вовсе не желал появления пятого, российского патриарха.

Уяснив истинное положение вещей, московские по­литики решили добиться своей цели хитростью и си­лой. Патриарх был вновь помещен под «домашний арест». Дни шли за днями, а о нем словно забыли. При этом Иеремию и его свиту снабжали всем необ­ходимым, приносили даже кушанья и напитки «с цар­ ского стола».

Патриарх был окружен челядью, передававшей Годунову каждое его слово. Даже среди двух бли­ жайших спутников Иеремии, митрополита мальвазий-ского Иерофея и архиепископа элассонского Арсения, один, Арсений, был подкуплен москвичами и сообщал им о тайных помыслах патриарха.

Годунов тонко рассчитал свои действия, проник в душу слабовольного и тщеславного Иеремии. Вско­ ре патриарх, сломленный почетным пленом, в разго­воре со своими приближенными обмолвился, что он готов уступить желанию русских иметь собственного патриарха в том случае, если этот пост будет пред­ ложен ему самому. Годунов приказал своим людям всячески укреплять патриарха в этой мысли. Наконец, поддавшись уговорам, Иеремия во всеуслышание изъявил согласие стать российским патриархом.

Обсуждение дела тотчас было поставлено на офи­циальную основу и перенесено в Боярскую думу. Го­дунов и бояре поставили условие: патриарх должен жить не в Москве, а там, где был «древний престол русский» — во Владимире-на-Клязьме. Отправляя Иеремию во Владимир, Годунов тем самым спасал своего ставленника московского митрополита Иова. В случае, если бы Иеремия остался в Москве, Иов неизбежно должен был покинуть кафедру.

Было и еще одно препятствие утверждению Иере­мии в Москве. Водворение в «доме пречистой Богоро­дицы» грека, чуждого русским обычаям и языку, мог­ло вызвать всеобщее возмущение. За полтора столе­тия, прошедшие со времени установления автокефалии русской церкви, на Руси успели привыкнуть к мысли о том, что греческое православие «порушилось», ут­ратило первоначальную чистоту.

Иеремия не пожелал переезжать в захолустный Владимир. Он указал на то, что по византийским обычаям патриарх всегда должен находиться при ца­ре, в столице государства.

Отказ Иеремии ускорил развитие событий. Ука­зав патриарху, что в принципе он уже признал воз­ можность открытия русской патриархии и вопрос заключается лишь в том, кто именно будет патриар­хом, Годунов предложил поставить на кафедру мос­ковского митрополита Иова. Иеремия отклонил мос­ковского кандидата, ссылаясь на отсутствие полномо­чий для его поставления со стороны трех других патриархов.

За обработку Иеремии принялись государевы дьяки Андрей и Василий Щелкаловы. Обещая бога­тые дары в случае положительного решения вопроса, патриарху в то же время дали понять, что если он отвергнет просьбу московского царя, то будет до кон­ца своих дней жить в России под арестом. Спутник патриарха, митрополит Иерофей, убеждавший Иере­мию не уступать требованиям Годунова, имел беседу с