ДНЕВНИКИ

Безнадежные попытки наладить 'ритм' жизни.

Пятница. 18 сентября 1981

Вчера – ужин у нас с о. Д[аниилом] Цубяком]. Разговор до этого – о положении в Syosset, особенно о двух монашках. Они были у меня на прошлой неделе. Впечатление не столько путаницы, сколько своего рода 'прелести', в которую, мне кажется, как-то почти автоматически впадают все эти специалисты и специалистки по 'духовной жизни'.

Суббота, 19 сентября 1981

Я говорю о.Д[аниилу]: что меня поражает больше всего в этих безостановочных 'трудностях' – будь то Сайосет, будь то любой из бесчисленных и 'скоромимопреходящих' скитов, обителей и т.д. – это неблагодарность . Всем этим монахам – всегда плохо. Их 'не понимают', им не дают 'монашествовагь', их обижают и т.д. Всегда какой-то 'кризис', и всегда, увы, эгоцентризм…

Говорил с о.Д[аниилом] о Церкви, об ее 'состоянии'. Грустный разговор. Все какие-то интриги, ущемленные самолюбия, амбиции, борьба и – главное и самое страшное – удивительная мелочность интересов и 'проблем'. И все оттого, мне кажется, что сама Церковь воспринимается как какая-то безостановочная и лихорадочная 'активность'. Это умножение 'департаментов', 'комиссий', собраний, заседаний. Этот поток документов, меморандумов, информации. Для этой активности нужны деньги, для добывания денег нужна опять-таки активность. Вечно-порочный круг.

В ее данном состоянии Церковь – карикатура на мир. С тем различием, однако, что в миру все это – и борьба, и 'организации' и т.д. – реально , так или иначе относится к 'борьбе за существование'. В Церкви же все это иллю -

1 '…и тайна Иисуса у Ницше: что иногда отрицание стоит больше, чем некоторые преклонения! Что иногда отказ – знак более глубокой любви, чем верность скупых и неискренних обывателей. Я привожу все к Христу, вопреки своей воле' (стр.277) (фр.).

зорно , ибо не отнесено ни к чему. Для 'спасения' суета эта не нужна, для 'радости и мира в Духе Святом' тоже не нужна, для 'тихого и безмолвного жития' тоже не нужна. И все это сводится к вопросу: для чего нужна Церковь? Вот вопрос, который Церковь должна ставить перед собой всегда, все время – перед началом каждой акции . Церковь – это отнесенность и отнесение всего – ко Христу. А это-то и отсутствует, потому, прежде всего, что считается 'самоочевидным'. Зачем об этом говорить, давайте прямо начнем с денег или с каких-нибудь организационных задач… Или 'юбилея'… И тогда все пронизывается самой ужасной из всех – 'клерикальной' – скукой…

Прочел новую книгу Буковского 'Cette lancinante douleur de la liberte'1 . Почти вся – о безнадежном непонимании Западом советской опасности. Все книгу хвалят, и все продолжают неудержимо ползти в пасть дракона. Удивительно.

Расставил на своем письменном столе фотографии. Папа в последний год своей жизни, на скамеечке [на кладбище] в Ste. Genevieve – перед могилой, где теперь он лежит. Мама – в Лабель с Аней и Машей, еще подростками. И настольные часы дедушки Николая Эдуардовича, которые помню с самого начала моей жизни. И – 'все блаженней дышать прошедшим на земле…'2.

1 ноября – это сообщено официально – карловчане канонизируют 'новомучеников', и среди них царскую семью. Меня все время спрашивают, что я об этом думаю. А думаю я прежде всего, что важно не только кого прославляют, а и – кто прославляет. И вот за теми, кто совершает это прославление, я не признаю права делать это. Не права юридического, а нравственного, духовного. Они, то есть карловчане, делают это не для Церкви и не для России, а для себя . Это акт их самоутверждения, или – на духовном языке – гордыни . И потому это акт ложный.

Воскресенье, 20 сентября 1981

Только что вернулся из Сиракьюс, с празднования тридцатилетия на приходе о.А.Воронецкого. Торжественная архиерейская Литургия, бесконечный банкет – все как всегда. И сильное утомление… А послезавтра – на Аляску!

Никак не могу вернуться к 'Таинству Святого Духа'. Перечел и – никакой искорки. Все кажется ненужным, вымышленным.

Осень. В Сиракьюс – вся листва уже желтая. И высокое, печальное небо. И воскресная пустота улиц. И, может быть, потому – внутренняя отрешенность, при полном участии в праздничной суете.

Вчера, роясь в столе, нашел записную книжку лета 39 года (когда мы до декабря застряли в Париже). Нужно было бы всю ее переписать, да лень…

Нашел в ней цитату из Достоевского ('Подросток'): 'Ни на одном европейском языке не пишется так трудно, как на русском'.

До чего же это верно! На каком ужасающем языке пишется, например, все газетное, даже когда пишут 'интеллигенты'. Все как-то рядом, либо же одно

1 'Эта острая боль свободы' (фр.).

2 Из стихотворения А.Блока 'Прошли года, но ты – все та же…' Правильно: 'И все чудесней, все лазурней – / Дышать прошедшим на земле'.

сплошное клише. Исчезает, выдыхается мелодия языка. Все как будто переведено с какого-то другого, ужасающе бедного и грубого языка. В русском современном языке разрыв между 'высоким' языком и 'низким' (явление, общее для всех языков) более резкий, чем в каком-либо другом.

Анкоридж. Вторник, 22 сентября 1981

Весь день в аэроплане – и вот, опоздавши на последний – из Анкориджа в Кадьяк, сижу в отеле в Анкоридже. Тут все золотое (листва), синее (море) и белое (горы). Поразительная красота…

Понедельник, 28 сентября 1981

Четыре дня Аляски – с 22-го по пятницу 25-го сентября. Епархиальное собрание, начало учебного года, пастырский 'семинар'. И, как всегда, впечатление света, благодатности, радости. Особенно – службы в набитой алеутами церкви. А также незабываемая поездка (спустя одиннадцать лет после первой – в дни канонизации) на Еловый остров. Всегда, все время: 'хорошо нам здесь быти…'.

Книга некоего George Woodcock о Thomas Merton ('Monk and Poet')1 дает новую пищу размышлениям – привычным, всегдашним – о 'духовности', о месте и значении этого огромного по своему объему монашеского, духовного 'сектора' в христианстве. Все это можно свести, мне кажется, к одному основному вопросу: о смысле слов Христовых 'если же хочешь быть совершенным, отдай все и следуй за Мной '2 . Что значит это следование, в чем тотальность христианской жизни? Куда и как нужно следовать '? И в чем это 'раздаяние всего'?

Вторник, 29 сентября 1981

'Упадок душевных сил'. От суеты, от съедания по частям моего времени, от мучительной невозможности чем-то заняться, от звонков, требований, проблем… 'Le propre du pretre est d'etre mange par les hommes'3 . Кажется, это или что-то вроде этого сказал Мориак. И вот меня 'съедают'. Только охоты быть съеденным у меня нет, и от этого – упадок сил.

Прием, одного за другим, новых студентов, первое, поверхностное знакомство с ними. Почти все – 'конверты'4 , то есть 'максималисты', но без корней, без кровного, будничного опыта Православия. И у них все 'полочки': иконы, 'духовная жизнь', догматы… Трудность Православия здесь в том, что Америка живет в непрерывном нервном возбуждении, в какой-то психологической взвинченности. Все время что-то 'происходит' или 'должно произойти'. И этому

1 Джорджа Вудкока о Томасе Мертоне ('Монах и поэт') (англ.).