ДНЕВНИКИ

ДНЕВНИК 1936-1937

(продолжение )

Среда, 5 августа 1936

Читаю беседу Серафима Саровского с Мотовиловым. Когда же наконец я обрящу покой, Господи?

Понедельник, 10 августа 1936

Никогда, кажется, кризис сомнения не был так силен, как сегодня утром. Я прямо измучился. Господи, доколе отвращаеши лице Твое от мене, доколе не прострешь руку твою спасти меня. Господи, помоги мне. Богородице, помилуй.

1 Соприкоснуться с самим собой (англ.).

…Совершенная любовь страха не имеет, потому что в страхе есть мучение.

'…и падшие возстают. Остаются в падении только те, которые не хотят встать…' (абба Феодор Освященный).

'Сказал старец: приобретем главнейшее из благ – любовь. Ничто пост. Ничто бдение, ничто труд при отсутствии любви, ибо писано: Бог любы есть…'

Пятница, 14 августа 1936

Успокоение. Освобождение.

Вторник, 18 августа1936

Ничего. Солнце. Беспокойство.

14 сентября 1936

Очень долго ничего не писал. Все думал – нечего писать, да и лень. Должен сообщить: религиозные 'искушения' еще не прекратились. О них я писать ничего не буду, трудно, да и я о них столько думал, столько мучался, что писать будет очень больно. Верю, Бог поможет. Вчера мне исполнилось пятнадцать лет. Мы вернулись из деревни, и теперь скоро уже тот же серо-розовый [лицей] Carnot, rue Legendre, compositions1 . Но нету отвращения. Напротив, даже хочется… Страшно оторваться от обыденщины и посмотреть на весь мир сразу . Ужас…

16 сентября 1936

…Вчера вечером был на Сергиевском подворье. Какая благодать и тишина. Правда, чтобы верить в Бога, надо любить Его, а чтобы любить, надо верить. Если веришь, то любишь, если любишь, то веришь.

Воскресенье, 4 октября 1936

Трудный день. 'Вся жизнь мудрого есть томление по небесной родине, подготовка к смерти, отрицание мира и всех дел его' (Платон).

'…чтобы спасти погибающий мир, Богу надо было или отнять у людей свободу, разлюбить их (потому что свобода – высший дар любви), или согласиться на то, чтобы Сын Божий пожертвовал Собой за мир… Мертвым догматом будет крест, пока люди не поймут, что на Голгофе свершилась победа не только любви, но и свободы Божественной' (Мережковский 'Иисус Неизв.').

1 сочинения (фр.).

Пятница, 7 ноября 1936

Вон сколько времени ничего не писал. Книжечка лежала в столе, и я так и не собрался ее вынуть. Прошел уже целый месяц лицея, целый месяц… дождей и compositions[156].

…В отношении внутреннем очень странно. Религиозных мучений, 'трех искушений' нету, и я несколько раз очень хорошо молился, но чувствую, что еще не все кончено, что будет еще взрыв, и еще глубже чувствую, что успокоюсь на Церкви.

Тянет писать стихи. И хотя все это не 'то', не настоящее, но все-таки стихи. Прочел Бодлера и Верлена.

Вся жизнь есть борьба с пошлостью во всех ее проявлениях…

Идет дождь. 'Il pleure dans mon coeur comme il pleut sur la ville…' (Verlaine)1. Конечно, должно быть прояснение. И все идет к чему-то светлому… и хорошему. Зачем сомневаться, когда так хорошо жить.

* * *

Четверг, 21 февраля 1974 (продолжение)

Страх смерти – от суеты, не от счастья. Именно когда суетишься и вдруг вспомнишь о смерти, она кажется невыносимым абсурдом, ужасом. Но когда в душе тишина и счастье – и о смерти думаешь и ее воспринимаешь иначе. Ибо она сама на уровне высокого, 'важного', и ужасает в ней несоответствие ее только мелочному, ничтожному. В счастье, подлинном счастье – всегда прикосновение вечности к душе, и потому оно открыто смерти: подобное познается подобным. В суете же нет вечности, и потому она ужасается смерти. 'Во блаженном успении' – это значит: в смерти, воспринимаемой счастливым человеком.

'Церковность' должна была бы освобождать. Но в теперешней ее тональности она не освобождает, а порабощает, сужает, обедняет. Человек начинает интересоваться 'старым' и 'новым' стилем, епископскими склоками или же всяческой елейностью. И духовность он начинает воспринимать как необходимость читать скверные книги, ужасающие по своей бедности и риторике, всякие брошюрки о чудесах и чудотворных иконах, всякую сомнительную 'поповщину', все время болтать на религиозные теми. Вместо того, чтобы учить его по-своему смотреть на мир, на жизнь, Церковь учит его смотреть на саму себя. Вместо того, чтобы по-новому принять самого себя и свою жизнь, он считает своим долгом натягивать на себя какой-то безличный, закопченный, постным маслом пропахший камзол так называемого 'благочестия'. Вместо того, чтобы хотя бы знать, что есть радость, свет, смысл, вечность, он становится раздражительным, узким, нетерпимым и очень часто просто злым и уже даже не раскаивается в этом, ибо все это от 'церковности'. Яков в 'Убийстве' Чехова – как все это верно и страшно. 'Благочестивому' человеку внушили, что Бог там, где 'религия', и потому все, что не 'религия', он начинает отбрасывать с презрением и

1 Стихи Поля Верлена. Буквально: 'Плачется в моем сердце, как дождит над городом'. В переводе Б.Пастернака: 'И в сердце растрава, и дождик с утра'.

самодовольством, не понимая, что смысл религии только в том, чтобы 'все это' наполнить светом, 'отнести' к Богу, сделать общением с Богом. В сущности все это любовь лесковских купцов к 'громкости в служении'. Ужас 'приходской залы' с портретами архиереев и объявлениями о приходских блинах…

Пятница, 22 февраля 1974

Дождь. Порывы ветра. В доме – все дети Тома и Ани. Чувство покоя и счастья. Вчера все 'после-обеда' – на заседании Митрополичьего Совета. Как хорош и светел человек, когда он 'не ищет своего…'.

Суббота, 23 февраля 1974

Вчера письмо от Никиты, на бумаге Hotel International Zurich. Переписываю его:

'…Всего несколько слов, чтобы поделиться с Вами первым (после жены, по телефону) той фантастикой, которую сейчас переживаю в трехдневном общении с А[лександром].И [саевичем]. после стольких лет тайного сотрудничества и засекреченной переписки, настолько, что он продолжает называть меня прежним, подпольным именем. Впечатление, как Вы можете себе представить, ошеломляющее. Он – как огонь, в вечной мысли, внимании, устремлении при невероятной доброте, ласковости и простоте. Не было у меня встречи в жизни более простой, чем с ним… (он сначала мне позвонил, и телефон меня смутил: я как-то не мог склеить голос, образ и книги). Много говорил о Вас, он уже слышал Вашу радиопередачу о Гулаге и выделил пункт, где Вы говорите о 'художественном исследовании'. Вообще сказал: 'Удивительно, выросли врозь, а вот как мы с о.А. и Вами единомышленники'. А прощаясь: 'О.Александр – он мне родной…' … Бодр он удивительно, не унывает и не собирается унывать. Страны еще не выбрал: колеблется между Швейцарией и Норвегией (других вариантов и не обсуждает). То, что Вы мне писали в прошлом письме, совершенно подтверждается. Такого человека в русской литературе не было, он и не Пушкин (нет и не может быть той