Ужель ее любовью не зажгу?» Но медлит он, от страха вновь бледнея, Обдумывая план опасный свой, Он в мыслях спорит с совестью своею, Готовится ли месть ему судьбой… Он презирает с полной прямотой Столь грубо вспыхнувшее вожделенье, И речь себе он держит в осужденье: «Угасни, факел, не рождай огня Затмить ее, чей свет еще яснее! Останьтесь, злые мысли, у меня, Я не хочу делиться вами с нею, Я просто перед ней благоговею… И пусть осудят люди навсегда Мой замысел, не знающий стыда! Позор мечам патрициев блестящим! Позор и стыд холмам родных могил! Безбожным делом, все сердца разящим, Себя в раба ты, воин, превратил! Ты уваженье к доблести убил! За омерзительное преступленье На лбу твоем блеснет клеймо презренья!. И смерть мою позор переживет… На герб червонный наложу бельмо я! Кривой чертой мой герб перечеркнет Геральдик, чтоб отметить дело злое. Потомство не гордиться будет мною, А клясть мой прах, и детские сердца Отвергнут имя гнусного отца! Что получу, когда добьюсь победы? Мечту, иль вздох, иль счастья краткий взлет? Кто этот миг берет в обмен на беды? Кто вечность за мгновенье отдает? Кто ради грозди всю лозу встряхнет? Какой бедняк, чтоб тронуть лишь корону, Согласен рухнуть, скипетром сраженный? О, если б муж увидел хоть во сне, Что ей грозит, то мигом бы примчался Сюда к жене, чтоб встать преградой мне, Он с ложа снять осаду бы старался, Убить порок, что тайно в дом прокрался… Он ринулся бы в гневе смыть позор, Веков грядущих грозный приговор. Какое подберу я оправданье, Когда меня в бесстыдстве уличат? Немой, во власти дрожи и терзанья. С померкшим взором, я рванусь назад, Но, страхом и смятением объят, Утрачу дерзость, мужество и силу, А там — сойду безропотно в могилу. Когда б убил он моего отца, Иль мне готовил смертную засаду, Иль не был верным другом до конца, Мне оправданий бы тогда не надо: Его несчастьям было б сердце радо… Но он — мой родич, мой любимый друг, А я — исток его тягчайших мук! „Позор и стыд!“ „Лишь если все узнают!“ „Как мерзко!“ „Но в любви не скрыто зла!“ „Любовь жена с супругом разделяет!“ „Ну что ж, а мне бы отказать могла!“ Нет, сила воли разум прочь смела! Тот, кто морали прописной страшится, И пугала боялся бы, как птица!» Так спор бесстыдный меж собой вели Лед совести с пылающею волей… Но прочь все мысли светлые ушли, А черный замысел наглел все боле, Став палачом добра, и в этой роли Так далеко в нем мастерство зашло, Что в добродетель превратилось зло. Он молвил: «Руку нежно мне сжимая, Она тревожный устремила взор, Как если бы в глазах моих читая Судьбе супруга грозный приговор, Ее румянец, скрытый до сих пор, Был розами на полотне сначала,
