Здесь памятник печали вознесен. О Ночь, ты — горн, где едки клубы дыма! Пусть не настигнет зорким оком день Лица, что под плащом твоим незримо, Над коим властвует бесчестья тень! Ты мглой и мраком землю всю одень, Чтоб козни все твои могли сокрыться Навек в тени полночной, как в гробнице. Не делай ты меня молвою Дня! Едва заря из мрака заалеет, Клеймо на лбу увидят у меня И факел Гименея потускнеет… Ведь и неграмотный, кто не умеет Все воспринять, что скрыто в недрах книг, В моих глазах бы мой позор постиг. Расскажет нянька обо мне, пугая Тарквинием своих озорников, Оратор, красноречием блистая, О нас немало молвит горьких слов, Певцы поведают в часы пиров: С Тарквинием достойны мы друг друга: Он оскорбил меня, а я — супруга. Пусть имя доброе мое и честь Для Коллатина в чистоте сияют! Ужели здесь для спора повод есть? Ведь так и новый корень загнивает… Стыд незаслуженно того пятнает, Кому стыда страшиться нет причин. Была чиста я, чист и Коллатин. О тайный стыд! Позор, никем не зримый! О незаметный и не жгучий шрам! Клеймо на лбу горит неотразимо, Приметно лишь Тарквиния глазам… Не в дни войны, в дни мира горе нам! Увы, как часто нас корят делами, О коих и не ведаем мы сами. Супруг, ты горд был чистотой моей! Ее насилье ярое отъяло. Нет, не пчела, а трутень я скорей, Во мне отныне лето отблистало, Ограблен дом, добра осталось мало! Оса в твой улей залететь смогла, И вот весь мед утратила пчела. Но разве я в утрате виновата? Тебя же ради мной был принят он… Он от тебя — так, значит, все в нем свято! Не мог твой гость быть мною оскорблен. А он-то, жалуясь, что утомлен, О добродетели распространялся… Как ловко дьявол маской прикрывался! Зачем червяк вгрызается в цветок? Иль воробьев из гнезд кукушки гонят? Иль ядом жабы осквернен поток? Иль девы грудь под игом страсти стонет? Иль царь бесчестьем титул свой уронит? Да, совершенства в этом мире нет, Во всем чистейшем есть нечистый след! Вот старый скряга у ларца с деньгами: Подагра, судорога ног и рук, Чуть видит он потухшими глазами… Но, как Тантал, под игом страшных мук, Он проклинает горький свой недуг. Он знает, что и золото не в силах Заставить вспыхнуть кровь в иссохших жилах. Владеет им, увы, без пользы он, И все, что скаредность за жизнь скопила, Все — сыновьям, никто не обделен! Отец был слаб, но в них бушует сила, И вмиг проклятое блаженство сплыло! Как часто схватишь сладость, а во рту Почувствуешь нежданно кислоту! Над нежною весною вихрь кружится, С бутонами в корнях сплетен сорняк, Шипит змея там, где щебечет птица, Зло — добродетели смертельный враг! Ничто своим не назовешь никак, Все предает враждебный людям Случай
