Ты пощади меня на этот раз!» «Довольно, — он прервал, — потоки страсти Лишь пуще свирепеют от преград, Задуть свечу у вихря хватит власти, Но с ним пожары яростней горят. Пусть вносят в океан ручьи свой вклад И пресных вод становится все боле, Но в нем они не убавляют соли». Она в ответ: «Ты — властный океан, Но в ширь твою безбрежную впадают Бесчестье, похоть, ярость и обман, Они всю кровь владыки оскверняют И в зло добра громады превращают. Не ты потоки грязи растворил, А захлестнул твои просторы ил. Ты станешь их рабом, они — царями, Ты канешь вниз, они взметнутся ввысь, Тебя пожрет их яростное пламя, Чьи языки надменно вознеслись. Нет, натиск мелочей разбей, крепись: Кедр не склоняется перед кустами, А душит их могучими корнями. Восстанье дум подвластных усмири…» «Молчи! — взревел он. — Больше не внимаю! Мне покорись, а нет — тогда смотри! Сопротивленье силой я сломаю! А после сразу же швырну тебя я В постель, туда, где раб презренный спит, И пусть падут на вас позор и стыд!» Он смолк и факел погасил ногою: Всегда разврату ненавистен свет, Злодеи дружат с темнотой ночною, Чем гуще тьма, тем жди страшнее бед! Волк разъярен — овце спасенья нет! Ей рот рукой он плотно зажимает, И вопль в устах безгласно замирает. Волнующейся пеленой белья Он заглушает жалкие рыданья, Не охлаждает чистых слез струя Тарквиния палящее дыханье. Неужто же свершится поруганье? О, если б святость слез ее спасла, Она бы слезы целый век лила! Утраченное жизни ей дороже, А он и рад бы все отдать назад… Покоя не нашел злодей на ложе, За миг блаженства мстит нам долгий ад! Оцепенелые желанья спят, Ограблена Невинность беспощадно, Но нищ и чести похититель жадный. От крови пьяный ястреб, сытый пес, Утратив нюх и быстроту движенья, На землю бросит жертву ту, что нес В когтях, в зубах, дрожа от наслажденья. Вот так бредет Тарквиний в пресыщенье… Вкус, насладившись и уже без сил, Всю волю к обладанью поглотил. Греховной бездны этой пониманье В каких глубинах мысли ты найдешь? Уснет в блевоте пьяное Желанье, И нет в нем покаянья ни на грош. Бушующую Похоть не уймешь! Она, как в скачке, рьяно к цели рвется И лишь в бессилье клячей поплетется. Но бледность впалых щек, и хмурый взгляд, И сонные глаза, и шаг усталый Все это значит, что бредет назад Желанье, что все ставки проиграло. В пылу оно с Пощадой в бой вступало, Но плоти яростный порыв поник, И просит сам пощады бунтовщик. Так было ныне и с владыкой Рима, Кто предавался пламенным мечтам: Он приговор себе неотвратимый Сам произнес: бесчестье, вечный срам! Низвергнут в прах души прекрасный храм… В развалинах толпа забот собралась,
