Глава XVIII МЕТОД ЛОХИНВАРА
Вечером Джимми сидел у себя в спальне и курил последнюю сигарету' на сон грядущий, и тут в комнату вошел Штырь Маллинз. Джимми размышлял. Он был из тех людей, чьи способности лучше всего проявляются в критические моменты. Перед лицом неминуемой катастрофы он мобилизовал все ресурсы и ум его заработал с особой остротой. Новость, которую он узнал сегодня вечером, не изменила его намерений, но он понимал, что необходимо пересмотреть свои методы. Теперь нужно было все поставить на один-единственный бросок игральной кости. Образцом ему должен был стать не Ромео, а, скорее, юный Лохинвар. Джимми отказывался признать себя неспособным добиться чего угодно, если оно ему настолько необходимо, как Молли. Он также отказывался поверить, будто Молли в самом деле испытывает какие бы то ни было чувства к лорду Дриверу. Джимми подозревал, что тут не обошлось без козней МакИкерна, хотя эти подозрения нисколько не проясняли загадку. Молли — девушка с характером, не то, что его лордство, она не станет покорно слушаться старших в деле такого рода. Вся эта история поставила Джимми в тупик.
— Да, Штырь? — спросил он.
Джимми был недоволен тем, что его отвлекают. Он был занят своими мыслями и хотел, чтобы к нему никто не лез. Штырь, судя по всему, был чем-то взволнован.
— Слышь, начальник! Ни за что не угадаете! Знаете того типа, что явился сюда сегодня, — которого старикан МакИкерн приволок с собой из деревни?
— Гейлер? — сказал Джимми. — А что с ним такое?
В тот день в замке прибавилось гостей. Мистер МакИкерн пошел прогуляться в деревню и встретил старого знакомого по Нью-Йорку. Тот, осматривая достопримечательности Англии, добрался до Дривера и жаждал посетить исторический замок. Мистер МакИкерн привел его с собой, представил сэру Томасу, и теперь мистер Сэмюэль Гейлер занимал комнату на том же этаже, что и Джимми. Вечером он присутствовал за обедом — низенький человек с деревянным лицом, участвовавший в разговоре не больше, чем Харгейт. Джимми на него и внимания-то не обратил.
— Так что с ним такое?
— Он шпик, начальник.
— Кто?
— Шпик.
— Сыщик?
— Ну. Переодетый легавый.
— С чего ты взял?
— Взял! Да я их по глазам вижу, и по ногам тоже отличаю, и по всей повадке. Я вам легавого из тысячи сразу покажу. Шпик он, точно. Верное слово. Я видел, начальник, он на вас нацелился.
— На меня? Это еще почему? Ах да, конечно. Понимаю. Наш друг МакИкерн нанял его следить за нами.
— Точно, начальник.
— Конечно, ты мог и ошибиться.
— Ни-ни, начальник. Слышь-ка, он тут не один такой.
— Что, есть и другие сыщики? Такими темпами здесь, пожалуй, скоро будет аншлаг. А кто еще?
— Мордоворот внизу, в комнате для слуг. Я спервоначалу еще сомневался, а сейчас-то уже точно его раскусил. Легавый он, верьте слову. Личный холуй сэр-Таммаса — ну, этот второй мордоворот. Только никакой он не холуй. Приставлен смотреть, чтобы брульянты кто-нибудь не стырил. Слышь, начальник, что скажете, как вам брульянты?
— В жизни не видел такой красоты.
— Ага, это точно. Сто тыщ долларей потянули. Чума, верьте слову! Слышь-ка, а может, все-таки…
— Штырь! Я тебе удивляюсь. Да ты просто настоящий Мефистофель, Штырь! Если бы не моя железная воля, кто знает, на что ты мог бы меня толкнуть? Право, тебе следует осторожнее выбирать темы для беседы. Ты можешь дурно повлиять на такого, как я.
Штырь уныло переступил с ноги на ногу.
— Ну, начальни-ик! Джимми покачал головой:
— Это невозможно, друг мой.
— Да возможно же! — возразил Штырь. — Легкотня, как нечего делать. Я уже и в комнату эту сходил, шкатулку видел, где брульянты хранятся. Делов-то! Нам эти побрякушки взять, что пробку из бутылки вынуть. Не, слышьте, в этом доме вообще вещи прямо без присмотра валяются, только бери. Точно говорю, начальник. Во, гляньте, что я сегодня надыбал, а ведь вовсе даже и не старался. Они лежали, я и прибрал.
Он сунул руку в карман, а когда снова вынул ее и разжал пальцы, на ладони сверкнули драгоценные камни.
— Какого… — ахнул Джимми.
Штырь смотрел на свое сокровище любовно-собственническим взглядом.
— Да где ты их взял? — спросил Джимми.
— Там, в комнате одной. Ну, это какой-то из дам барахлишко. Делов-то, начальник. Как рядом никого не было, я и зашел, а они лежали на столике. Ни в жизнь такой легкотни мне не попадалось.
— Штырь!
— Ага, начальник?
— Ты помнишь, из какой комнаты их взял?
— Ясное дело. Которая самая первая на…
— В таком случае, послушай меня внимательно, шустрый мальчик. Завтра с утра, когда все пойдут завтракать, поднимись в эту комнату и положи камни на место, точно так, как ты их нашел. Все до одного, понятно? у Штыря отвисла челюсть.
— Взад положить, начальник?! — заикаясь, еле выговорил он.
— До последнего камушка.
— Начальник! — взмолился Штырь.
— Помни — все до единого. Точно так, как они лежали раньше. Ясно?
— Слушаюсь, начальник.
Голос Штыря был полон такой тоски, что разжалобил бы и каменное сердце. Дух Штыря объяла глубокая печаль. Солнечный свет померк для него.
Свет солнца померк и для многих других обитателей замка. Причиной тому была главным образом тень надвигающегося спектакля.
По количеству причиняемых неудобств мало что на свете может сравниться с завершающими репетициями любительского спектакля в загородном поместье. Атмосфера с каждым днем накаляется, настроение у всех беспокойное и подавленное. Режиссером-постановщиком, особенно если он же еще и автор пьесы, овладевает своего рода перемежающееся безумие. Он дергает себя за усы, если таковые у него имеются, если же нет — за волосы. Он что-то бормочет себе под нос. Время от времени у него вырываются пронзительные и отчаянные крики. Куда подевалась ласкающая душу учтивость, отличавшая его на ранних репетициях! Он уже не говорит с чарующей улыбкой: «Великолепно, старина, просто великолепно! Лучше некуда! Только давайте-ка пройдем эту сцену еще разок, если вы не возражаете». Нет, теперь он закатывает глаза и рявкает: «Еще раз, будьте любезны. Это никуда не годится! Если и дальше так пойдет, можно с тем же успехом совсем отменить спектакль. Что такое? Нет, не будет нормально в день премьеры! Так что повторяем еще раз, и соберитесь все, в конце концов!» Актеры с недовольным видом начинают сцену сызнова, а впоследствии при встрече разговаривают с режиссером холодно и натянуто.
Подготовка к спектаклю в замке Дривер как раз достигла этой стадии. Всем уже до смерти надоела пьеса, и любой без всякого сожаления отказался бы от своей роли, если бы не мысль о жестоком разочаровании, которое (предположительно) постигнет окрестную знать и мелкопоместное дворянство, если спектакль не состоится. Участники, с таким пылом сражавшиеся за самую лучшую, самую длинную роль,
