спектакля. К счастью, роль, на которую Чартерис уговорил леди Джулию, никоим образом не сочеталась с драгоценными украшениями.
Прежде чем спуститься к обеду, Джимми запер ожерелье в ящике стола. Там оно и до сих пор находилось. Как видно, Штырь сумел-таки побороть искушение и не стал воровать бриллианты вторично. Джимми взял колье и быстрым шагом направился в сторону гардеробной.
Он запасся карманным фонариком, который всегда брал с собой в путешествия. Войдя в гардеробную, Джимми закрыл за собой дверь, включил фонарик и осмотрелся.
Штырь подробно рассказал, где стоит шкатулка с драгоценностями. Джимми нашел ее без труда. На его непрофессиональный взгляд выглядела шкатулка довольно-таки неприступно, но Штырь, судя по всему, вскрыл ее без особого труда. Крышка была захлопнута, но когда Джимми попробовал ее поднять, она легко открылась, и стало видно, что замок сломан.
— Штырь делает успехи! — заметил Джимми. Ожерелье покачивалось у него в руке над шкатулкой, куда Джимми намеревался его уронить, когда у противоположной стены послышался шорох. Занавесь отдернулась, и из-за нее вышла Молли.
— Джимми! — воскликнула она.
Вообще-то нервы у Джимми были в хорошем состоянии, но при таком явлении он вздрогнул всем телом и сказал:
— Силы небесные!
Занавеска снова заволновалась; ее тянула и дергала какая-то неведомая сила. Из потаенных глубин донесся жалобный голос:
— Черт побери все на свете! Я застрял!
Еще разок всколыхнулась занавеска, и на свет выбрался его лордство — растрепанные желтые кудри торчком, лицо, что маков цвет.
— Головой зацепился за пиджак или еще что-то такое, — объяснил он, ни к кому в особенности не обращаясь. — Хелло, Питт!
Поначалу Молли, втиснутая за занавеску, удивленно прислушивалась к движениям человека, вошедшего в комнату. Недоумение ее росло. Происходило что-то непонятное. Свет в комнате так и не зажегся. Ей почудилось, что она слышит чье-то дыхание, потом блеснул луч фонарика. Кто это мог быть, и почему он не включил нормальное освещение?
Она напряженно вслушивалась. Какое-то время ничего не было слышно, кроме тихого дыхания. Затем раздался хорошо знакомый голос, Молли выбежала из укрытия и увидела, что Джимми стоит с карманным фонариком в руке над каким-то темным предметом в дальнем конце комнаты.
Прошла целая минута после первого удивленного возгласа Джимми. Оба молчали. Свет фонарика бил Молли в глаза. Она заслонилась рукой. Ей казалось, что они стоят так уже долгие годы.
Джимми застыл в неподвижности. Молли почему-то стало страшно. В тени за ярким лучом он казался бесформенным, нечеловеческим.
— Больно глазам, — сказала она наконец.
— Прости, — сказал Джимми. — Я не подумал. Так лучше?
Он отвел фонарик, чтобы больше не светить ей в лицо. Что-то в его голосе, в неловкой поспешности, с какой он отвернул фонарик, разрядило обстановку. Молли почувствовала, что первое потрясение проходит и она снова в состоянии связно мыслить.
Легче ей стало ненадолго. Зачем Джимми пришел сюда в такое время? Почему у него фонарик? Что он здесь делал? Вопросы сыпались, как искры из-под кузнечного молота.
Темнота действовала ей на нервы. Молли пошарила по стене, нащупала выключатель, и комнату залил электрический свет.
Джимми отложил фонарик и остановился в нерешительности. Руку с ожерельем он все это время держал за спиной, а теперь протянул вперед и молча встряхнул ожерельем перед Молли и его лордством. Хотя причины его присутствия в этой комнате с бриллиантовым ожерельем в руке были самые благородные, под изумленным взглядом Молли он чувствовал себя виноватым, как будто пришел сюда совсем с другими намерениями.
Его лордство, к этому времени слегка очухавшийся, заговорил первым.
— Послушайте, это, знаете ли, что за дела! — промолвил он не без волнения. — А?
Молли попятилась.
— Джимми! Ты… нет, не может быть!
— Похоже на то! — глубокомысленно изрек его лордство.
— Да нет, — сказал Джимми. — Я хотел положить его иа место.
— Наместо?
— Питт, дружище, — торжественно произнес его лордство, — как-то это слабовато.
— Дривер, дружище, — сказал Джимми. — Я понимаю. Но это правда.
Его лордство смягчился.
— Послушайте, Питт, старина, — сказал он, — тут не о чем беспокоиться. Мы здесь все друзья. Можете на нас положиться. Мы вас не выдадим.
— Замолчите! — вскрикнула Молли. — Джимми!
Она говорила с трудом, сдавленным голосом. Она ужасно страдала. Слова отца, сказанные тогда на террасе, снова обрушились на нее. Она словно слышала сейчас его голос, спокойный, уверенный. Он предостерегал ее, называл Джимми жуликом. В голове у нее как-то странно зашумело, комната вдруг начала расплываться перед глазами. Лорд Дривер что-то говорил, но его голос звучал как будто в телефонной трубке… А потом оказалось, что Джимми обнимает ее, не давая упасть, и кричит лорду Дриверу, чтобы принес воды.
— Когда такое происходит с девушкой, — с невыносимо всезнающим видом сообщил его лордство, — ей нужно разрезать…
— А ну, быстро! — сказал Джимми. — Неделю, что ли, за водой ходить?
Его лордство прекратил прения и намочил губку, но пока он нес ее через всю комнату, роняя капли на пол, Молли пришла в себя и принялась слабо вырываться.
Джимми усадил ее на стул. Ожерелье он уронил на пол, и лорд Дривер едва не наступил на бриллианты.
— Эй! — заметил его лордство, поднимая колье. — Полегче с ювелирными изделиями!
Джимми склонился к Молли. Ни тот, ни другой не замечали лорда, словно его тут и не было. Спенни был из тех людей, о ком легко можно забыть. Джимми вдруг озарило. Впервые его посетила мысль, что мистер МакИкерн мог намекнуть Молли на свои подозрения.
— Молли, милая, тут совсем не то, что ты подумала! Я все могу объяснить. Тебе лучше? Ты можешь слушать? Я все объясню.
— Питт, дружище, — возразил его лордство, — вы не поняли. Мы не собираемся вас выдавать. Мы…
Джимми не обратил на него внимания.
— Молли, слушай, — сказал он. Молли выпрямилась на стуле и сказала:
— Продолжай, Джимми.
— Я не собирался воровать ожерелье. Я хотел его вернуть. Штырь Маллинз — тот человек, который приехал в замок вместе со мной, — украл его сегодня перед обедом и принес мне.
Штырь Маллинз! Молли помнила это имя.
— Он думает, будто я грабитель, что-то вроде Раффлза. Я сам виноват. Все началось в Нью-Йорке, в ту ночь, когда мы встретились у тебя дома. Я как раз побывал на премьере пьесы под названием «Любовь медвежатника» — знаешь, одна из этих пьес про взломщиков.
— Отличная пьеса, — светским тоном вставил его лордство. — Ее показывали у нас в «Серкл». Я два раза ходил.
— Один мой друг, по фамилии Мифлин, играл в пьесе главную роль, и после спектакля мы в клубе заговорили о грабителях, он очень серьезно изучал искусство взлома, а я сказал, что ограбить дом может кто угодно. И как-то так получилось, что мы заключили пари, что я той же ночью заберусь в чей-нибудь дом. Бог знает, собирался я всерьез это выполнить или нет, но в ту самую ночь ко мне в квартиру залез