— Да-да, конечно.
— Я должна вас предупредить насчет мальчика. С ним нужна твердость.
— Вот как?
— Не позволяйте ему никаких вольностей. Если он почувствует слабину, могут быть неприятности.
— О! Крепкий орешек?
— Крепче не бывает. Не ребенок, а бешеный скунс в человеческом образе.
Такого уже никак нельзя было вытерпеть. Одно дело конструктивная критика, и совсем другое — грубые оскорбления. Я шагнул вперед.
— Что вы сказали? Бринкмайерша обернулась.
— А, вот и он!
— Боже мой! — воскликнул Эгги. — Вы тоже его видите?
— Простите?
— Вы видите этого чертенка? — показал он на меня. Она мрачно кивнула.
— Так и есть. Чертенок Джо Кули собственной персоной.
— Это он?
— А кто же еще?
— Пф! — Эгги, отдуваясь, откинулся на спинку стула и принялся утирать мокрое от пота лицо.
Мисс Бринкмайер бросила на меня неприязненный взгляд.
— У тебя кудри все развились. Неужели трудно причесываться как следует? Познакомься, это мистер Маннеринг, он попробует справиться с твоим акцентом. Скажи: «Здравствуйте, мистер Маннеринг!»
В такой малости я был готов ей уступить.
— Здравствуйте, мистер Маннеринг!
— Привет! — выдавил Эгги. — Если только ты не призрак.
— Ну что ж, — объявила мисс Бринкмайер, поднимаясь со стула, — теперь вы сами слышали. Предоставляю его в ваше распоряжение, а мне нужно отдать распоряжения кухарке. Делайте что угодно, хоть топором рубите, но избавьте его от этого ужасного гнусавого выговора.
Она вышла, а Эгги еще несколько минут отдувался, утирая лицо. Наконец он спрятал носовой платок.
— Господи, какое облегчение! Ну и напугал ты меня, нечего сказать. Приглядывай получше за своим астральным телом или как там оно называется — на цепь его посади, что ли… Известно ли тебе, что не далее как вчера оно явилось ко мне и дунуло в левое ухо, чем не только напугало и расстроило меня, но и совсем сбило с толку, заставив принять в корне ошибочный взгляд на положение дел. Теперь, слава богу, все в порядке. Я вижу, что…
Мысли лихорадочно роились у меня в голове. Теперь, когда желанное чудо свершилось, и мы оказались наедине, надо придумать, как лучше подвести разговор к деликатной финансовой теме.
— …что все это лишь естественный психический феномен. Естественный психический феномен, — повторил Эгги, смакуя каждое слово. — Не буду утверждать, что я его понимаю… возможно, наши мозги просто не рассчитаны, чтобы это понимать… но думаю, такое бывает сплошь и рядом. И она еще пыталась меня уверить, что я конченый человек! Вот и верь после этого людям, мало ли что болтают! Они, конечно, хотят как лучше, но сами не знают, что говорят. Ты только представь себе, если бы все не разъяснилось, и я не понял, что это совершенно естественный психический феномен, я мог бы и в самом деле стать распроклятым трезвенником! Честное слово! Я уже почти решил, совсем настроился идти в этот чертов Храм Рассвета или как там его, и подписывать бумаги…
Я продолжал размышлять. Надо объяснить произошедшее как можно подробнее, четко и доходчиво. Не такая уж это и невыполнимая задача. Эгги хоть и сумасброд, но уж во всяком случае не скептик. Он верит всему, что пишут эксперты по скачкам в утренних газетах, так почему бы ему не поверить и в мою историю? Надо только правильно подготовить, так сказать, почву..
Эгги все занудствовал, теперь уже с ноткой раздражения:
— Ну и дура же эта девчонка! Ну хорошо, допустим, ее папаша и в самом деле видел розового кролика. Пускай даже тот попросил закурить, ну и что? Все ведь решают индивидуальные особенности: то, что заставляет одного видеть розовых кроликов, другому, который покрепче, будет совершенно нипочем. Тут и телосложение играет роль, и обмен веществ. У меня и то, и другое на уровне, так что мне беспокоиться…
Ладно, хватит об этом, — махнул он рукой, — а то так все утро можно проговорить. Пора заняться твоей дикцией… Ну что ж, паренек, я тебя слышал и думаю, старуха права на все сто: надо что-то предпринимать. Массаж, ампутация — что подойдет. Главная загвоздка, мне кажется, с четкостью звуков, а то ты их жуешь, как банджо с расстройством желудка. Стало быть, начнем. Повторяй за мной: «Здравствуй, рыжая корова, отчего глядишь сурово?». Итак…
Я принял решение. Не стану ходить вокруг да около, сразу выложу карты на стол. Потом можно будет объяснить все подробности, но начать следует с голых фактов, с того, что на юридической латыни старого Плимсолла называется
— Мне нужно вам кое-что сказать, — начал я.
— Вот-вот. Итак, «Здравствуй, рыжая корова…» Давай, повторяй за мной, не стесняйся! Ну-ка, вместе, раз, два: «Здравствуй… рыжая… корова…» Ну, что же ты? «Здравствуй…
Решительно отклонив попытку сбить меня с выбранной темы и заставить ублажать его сомнительными сентенциями, я продолжал:
— Эгги, послушай, я — твой кузен Реджи Хавершот!
Он сразу умолк, словно получил пулю в лоб. Моргнул несколько раз, потом спросил осевшим глухим голосом:
— Ты что-то сказал?
— Да. Я — твой кузен Реджи Хавершот, — повторил я с ободряющей улыбкой. — Просто моя душа вселилась в чужое тело.
На этот раз Эгги молчал долго, будто впитывая мои слова каплю за каплей. Потом, когда я уже решил, что смысл сказанного успешно дошел до его сознания, испустил продолжительный дрожащий стон и, безнадежно махнув рукой, поднял с пола шляпу и трость.
— Все, конец, — произнес он. — Сдаюсь. Если будут справляться, я в Храме Нового Рассвета. Письма пускай адресуют сестре Стотт.
Сгорбившись и уронив голову, он исчез за занавеской.
— Эй, постой! — отчаянно воскликнул я, бросаясь следом, но внезапно врезался во что-то твердое и массивное.
В глазах потемнело, однако причина этого обнаружилась очень скоро: моя голова уткнулась в человеческий живот. Отступив на шаг, я поднял взгляд. Передо мной возвышалась внушительная фигура дворецкого.
— Уфф! — выдохнул он, морщась и потирая ушибленное место. — Уфф..-
Находись я по-прежнему в своем джентльменском обличье, то наверняка остановился бы для слов утешения, поскольку удар был вне всякого сомнения, не из слабых. Лицо моего соотечественника налилось краской, а глаза еще больше выпучились и обильно слезились. Однако на этот раз я не располагал временем, чтобы обмениваться любезностями с дворецкими. Мне позарез нужно было догнать Эгги и продолжить объяснения.
С этой целью я метнулся к парадной двери, однако мой кузен уже успел скрыться из виду. Растворился в пространстве, не оставив следов.
В препаршивом настроении я поплелся назад в холл. Дворецкий стоял на прежнем месте, уже, впрочем, несколько придя в себя. Щеки его потеряли пунцовый оттенок, и жилет свой он мял не столь усердно. Прислонившись к стене, он глубоко дышал, помогая своему, без сомнения, здоровому организму окончательно справиться с потрясением.
Я мрачно покосился на него, не находя в себе сил простить столь несвоевременное вмешательство. Не стой он на дороге, я легко мог бы возобновить разговор с Эгги, снабдив свое заявление, как сказал бы
