нос, выразительные миндалевидные глаза. И только губы, слишком узкие для такого лица, портили совершенную картину. Когда Николай постареет, рот западет и станет совсем не видным на лице.
Все-таки смешно, как трясутся мужчины за свое здоровье! Повышенная температура, слабая боль в горле сваливают их на неделю в постель, превращая в нытиков и невротиков.
Но у нее терпения всегда хватало. Когда последние месяцы мужа, умиравшего от рака, превратились в сплошную агонию, все окружающие только удивлялись бесконечному терпению и спокойствию Тани. «Ты – сильная», – говорили ей подруги. Таня сжала и разжала кулаки. А куда эту силу девать? Ах, если бы у нее были дети! Но тут же одернула себя. Идиотка! Расквакалась, как жаба на кочке, а дела, намеченные на сегодня, так и не сделаны! Она яростно загремела кастрюлями и противнями.
Внезапный звонок в дверь так и застал ее – в стареньком халате, руки в муке, прядь волос выбилась из-под косынки… На пороге стоял Николай. Он молчал, предоставляя Татьяне самой придумать подходящую реплику.
– А я о вас только что думала, – ласково произнесла Таня, пропуская его в переднюю. – У меня дар предвидения, даже пироги затеяла!
Николай дождался, пока пироги будут извлечены из духовки, стал восторгаться их красотой и восхитительным запахом, отведал несколько кусков, выпил свежезаваренного чаю. Он смотрел на Татьяну и не мог налюбоваться. Она переоделась в мягкое серое трикотажное платье, пригладила свои непослушные белокурые волосы, отчего стала похожей на провинциальную барышню с тугим яблочным румянцем и озерной голубизной глаз.
Время шло. Николай не мог заставить себя уйти. Татьяна его тоже не торопила. Она что-то рассказывала, он вторил ей, напряженно следя за движением ее губ. Эта женщина притягивала к себе как магнит. Прервав ее на полуслове, он встал и, обняв за плечи, прижался губами к ее рту. От нее пахло пирогом, корицей, мятой, которую она добавляла в с заварку. Поцелуй был долгим, Николая зашатало. Но сильные руки подхватили его и повели. Закрыв глаза, он улыбнулся. Он доверился этим рукам.
Когда Николай вернулся домой, Алена уже спала. На кухне на столе был оставлен ужин, прикрытый салфеткой. «Мог бы позвонить», – совестила лежащая рядом с тарелками записка. «Не мог», – усмехнулся он, откусывая большой кусок от отбивной – в нем проснулся зверский голод.
С этого вечера его жизнь четко разделилась на три составные части: дом – клиника – Татьяна. Николай был осторожен. Никто ни о чем не должен догадываться. Для отлучек на выходные он выдумал воскресный профилакторий, где якобы по совету кардиологического светила поддерживал свое сердце. Для ночных отлучек пришлось изобрести необременительные ночные дежурства в травмпункте.
Так прошло полгода. Татьяне не верилось в свое счастье. Нежданно-негаданно появился в ее жизни Николай. Коленька. Так больно отпускать его домой, к жене. Особенно неприятно, когда каждое утро он вскакивает в семь как угорелый и уезжает домой.
– В чем дело? – не один раз пытала его Таня.
– У нас ключ от сейфового замка один на двоих, жутко сложный, – наскоро целуя ее, объяснял Николай, убегая…
«Дело не в ключе, – зрела в Татьяне ревнивая мысль. – Я должна, я обязана проверить!» И одним погожим августовским утром, заранее сговорившись со знакомым таксистом, преследуя Николая, как в хорошем детективе, Татьяна приехала… к его дому. Она часто здесь бывала, когда скучала по Николаю, сидела на лавочке у его подъезда, наслаждаясь близостью к его жилищу и своей неузнанностью. Сейчас Николай спокойно запер машину, поднялся в свою квартиру.
Вскоре Таня увидела, как он спускается по лестнице, и заметалась. Скрывшись в густых зарослях боярышника, она услышала звонкий женский смех, слова: «Колька, я тебя перехитрила», – и наконец увидела ЕЕ. Жена Николая была высокого роста, густые волосы с красивой стрижкой, на лице ни капли косметики. Чем-то она напоминала погибшую принцессу Диану. Странным было то, что Николай крепко держал Алену за руку. В Татьяне зашевелилась ревность, но когда пара поравнялась с кустом, за которым она скрывалась, все стало понятно. Широко раскрытые темные глаза Алены были незрячими. Она была слепа. Когда машина Николая исчезла за поворотом, Татьяна выскочила из своей засады. Ей казалось, что с нее заживо содрали кожу. «Так вот оно в чем дело», – зациклилась она на одной фразе, шагая по асфальту, не разбирая ни направления, ни улиц, по которым проходила.
Несчастье подкрадывалось не спеша, делало маленький шажок и замирало. В военном городке, где служил отец Алены, врач, выписавший пятнадцатилетней девочке первый рецепт на очки, не распознал за обыкновенной близорукостью признаки грозной болезни. Алена мужественно надела очки. Собственно, никто ее и не высмеивал. Алену в классе любили. А еще все знали, что младший брат Виктор, занимавшийся в секции самбо, сестру в обиду никому не даст.
Через пять лет, когда отец в чине подполковника покинул доблестные ряды Советской армии и семья поселилась в двухкомнатной квартирке в Мытищах, катастрофическое ухудшение зрения Алены было уже предметом общего беспокойства. Болезнь не сломила жизнерадостного характера девушки. Врачи обещали, что видеть она все равно будет, а уже сквозь какие диоптрии – не важно. Алена продолжала кататься на лыжах, ходить на дискотеки, учиться в медучилище, подрабатывать санитаркой в больнице, где она и познакомилась с Николаем.
Гостя у приятеля, Николай случайно сломал ногу, перелом был сложный, и врачи настояли на стационаре. Молодой человек скучал, друзья навещали редко. Единственным развлечением было общение с жизнерадостной санитаркой Аленой. Очки ее не портили, а наоборот, придавали девушке весьма ученый вид.
Николай был студентом предпоследнего курса мединститута, долгими бессонными ночами он размышлял о своем будущем. Ему не хотелось возвращаться в родной провинциальный городок, он страшился того дня, когда комиссия по распределению вручит ему путевку в какую-нибудь глушь. Сказки о земских врачах давно потеряли свою привлекательность. Николай искал выход из положения. Все чаще приходила мысль о московской невесте. Сама судьба посылала ему подарок в виде Алены.
После выписки Николай продолжал приезжать в Мытищи. Вскоре они поженились. Напрягшись изо всех сил, родители девушки купили кооперативную двухкомнатную квартирку в хрущевке в Москве. Николай был на седьмом небе. Он помог выучиться жене на массажистку, устроил в больницу, находившуюся рядом с их домом.
Время от времени Алена проходила обследования – в институте Федорова, у Гельмгольца. Врачи, качая головами, констатировали: отслоение сетчатки глаза продолжается, но две строчки видеть Алена будет. Часто Николай поражался – откуда в ней столько радости, столько жизнелюбия и стойкости? Бесконечные праздники, которые Алена устраивала для него и друзей, сюрпризы, невероятные планы на отпуск – откуда? И если он осмеливался задать этот вопрос жене, ответ был один: «У меня есть ты. Ты – мой жизненный стержень, и я знаю, что бы ни случилось, ты будешь рядом со мной. Судьба жестоко распорядилась, я слепну. Но взамен она послала мне тебя».
Прижимая к себе трепетное тело жены, Николай действительно чувствовал себя сильным, мощным, на все способным. Десять лет брака пролетели как один медовый месяц. Потом Алена потеряла мать. Она умерла скоропостижно – просто не проснулась. Все эти печальные дни Николай был рядом с Аленой, не отходил от нее ни на шаг. На девятый день Алена почему-то шепотом призналась мужу: «Коля, я перестала видеть. Как будто черная занавеска закрылась, различаю только свет и тьму. Мне так страшно».
От ощущения беспомощности у него впервые защемило сердце острой, режущей болью. Потом стали приходить мысли: теперь они связаны навсегда – Алена и он. Даже если перестанет любить ее – он должен будет оставаться рядом. Когда она постареет и не сможет работать – он должен будет стать ее няней, ее сиделкой. Николай отгонял эти непрошеные мысли прочь. «Ты же мужик, – повторял он слова жены, – держись, не раскисай!»
Он выхлопотал внеочередную путевку в Центр Федорова, без звука оплатил все дорогостоящие исследования (к тому времени наша медицина перешла на самоокупаемость). Диагноз был неутешительным: наука пока бессильна что-либо сделать. Сетчатка имеет только две точки фиксации. Если нарушается ее целостность – она отрывается и болтается, словно парус. Уже однажды «прибитая» лазером, положенная на место, она снова оторвалась от ложа. Тяжелая физическая работа и стресс оказались гибельным и для нее.
Иногда он представлял себя утесом, вокруг которого кипят и бьются волны. Никогда здесь не бывает
