Духовность. Формы, принципы, подходы. Том I

мудрость — как внутренний свет — сопровождает действие. Таким образом, она не только обеспечивает правильную соразмерность середины как хорошо продуманной логики, которой должно соответствовать действие, но также видит, что эта рациональность становится неотъемлемой частью действия так, что она освещает его изнутри. Подлинная праведность — это расположение, которое изнутри знает, почему оно действует, когда действует: «Добродетель внутренне сочетается с рациональной проницательностью»⁷⁵. Поэтому, строго говоря, человек не может быть добродетельным без практической мудрости⁷⁶. Когда человек обладает этой практической мудростью, она пронизывает все добродетели и приходит к завершению именно как практическая мудрость, «поскольку при наличии одного качества, практической мудрости, человек будет обладать всеми добродетелями»⁷⁷. Практическая мудрость, которая интериоризирована в действии, изнутри освещает практику добродетели и ведет ее к конечной цели. Для выполнения этой роли ей даже не надо больше быть направляющей силой действия: «Даже если бы практическая мудрость не имела практической ценности, мы, очевидно, все еще нуждались бы в ней, поскольку это добродетель части нашего разума»⁷⁸. Практическая мудрость не только воздействует на праведность нашего действия, но и сама является праведностью, реализуя собственную праведность.

Ibid., VI13Ibid., VI13Ibid., VI 13Ibid., VI13Ibid., VI13Ibid., VI13Ibid., VI131144b 16–17. 1144b 22–25. 1144b 26–28. 1144b 30. 1144b 30–32. 1145a 1–2. 1145a 2–4.

Ibid., VI13

Ibid., VI13

Ibid., VI 13

Ibid., VI13

Ibid., VI13

Ibid., VI13

Ibid., VI13

1144b 16–17. 1144b 22–25. 1144b 26–28. 1144b 30. 1144b 30–32. 1145a 1–2. 1145a 2–4.

Мы можем приблизиться к пониманию этого, исходя из еще одного направления. «Почему практическая мудрость действительно необходима?» — спрашивает себя Аристотель. — «В конце концов, практическая мудрость относится к справедливым, нравственным и хорошим вещам, но именно это характеризует хорошего человека. Знание этих вещей никоим образом не наделяет нас способностью делать эти вещи, по крайней мере, если добродетели — это расположения (хэксэйс)» ^[1793] .

Познания в медицине не делают человека здоровым, а знание своего тела не делает человека спортивной звездой. «Если, однако, мы говорим, что человек должен обладать практической мудростью не ради познания нравственных истин, а просто ради того, чтобы стать хорошим, то тогда практическая мудрость абсолютно бесполезна для тех, которые являются хорошими» ^[1794] . Достаточно действовать так, как мы это делаем, точно так же, как в случае со здоровьем: несмотря на то, что мы хотим быть здоровыми, мы, тем не менее, не изучаем медицину. Аристотель не соглашается с такой аргументацией. Практическая мудрость в основе своей — это нечто большее, нежели интеллектуальное превосходство. Она обладает чем-то, что характеризует мудрость вообще: мудрость вообще (как и практическая мудрость) является добродетелью, но не той добродетелью, которая приводит к праведности (ибо знание — это не добродетель). Тогда в чем ее праведность? Ее праведность не заключается в порождении чего-то: «как познания в медицине не приводят к здоровью, а само здоровье порождает здоровье, так и мудрость порождает счастье» ^[1795] . На первый взгляд, такой ответ кажется странным. Однако при более тщательном рассмотрении Аристотель дает нам важное понимание: практическая мудрость не только воздействует на что-то в добродетелях (causa efficients*), но и на что-то в ней самой (causa formalis**). Практическая мудрость — это такой тип осмысления, который обновляется изнутри, живет и развивается внутри себя. Это именно та черта, которую практическая мудрость разделяет с интуитивной проницательностью, точно так же, как мудрость, которая не только осведомлена о том, как знание проистекает из главных принципов, но также обладает духовным проникновением в сами эти принципы. Таким образом, практическая мудрость не только претворяет действия в добродетели, но и участвует в самом действии духовной проницательности, которое божественно. Как практическая мудрость преображает добродетель в реальную добродетель, так что та обретает душу, так и сама практическая мудрость внутренне преображается в интуитивную проницательность, которая не только созерцает божественную

деятельность, но и участвует в ней. Это созерцание (тэориа) является совершенным действием (знергейя), в котором расцветает действие (праксис) ^[1796] .

В этом причина того, почему, согласно Никомаховой этике, наивысшее добро, наивысшая добродетель, наивысшее счастье и конечная цель человеческой жизни заключаются в созерцании, «реализации интуитивной духовной проницательности» ^[1797] . Прежде всего, это применимо к практической мудрости, которая не только пронизывает конкретную ситуацию и практику добродетели интуитивной проницательностью, но и участвует в этой интуитивной проницательности, которая действует в созерцании и по этой причине является добродетелью добродетелей.

Если счастье — это праксис в согласованности с добродетелью, то величайшим счастьем будет действие в согласованности с добродетелью самого лучшего в нас. Это проницательность интуитивного разума, которая либо «проницает прекрасные и божественные вещи, либо сама является божественным, либо является самым божественным элементом в нас» ^[1798] . Действие в нас божественного является наивысшим счастьем.

Но такая жизнь превыше того, что подобает людям как таковым. Поскольку это так не потому, что он — человек, который будет жить так, а потому, что в нем присутствует нечто божественное, и насколько оно превосходит нашу сложную природу, настолько его деятельность превосходит упражнения во всех видах добродетели. Если в сравнении с людьми интуитивная духовная проницательность есть нечто божественное, то жизнь, придерживающаяся этой интуитивной духовной проницательности, божественна в сравнении с человеческой жизнью ^[1799] .

Быть одним целым с Богом в созерцании, в актуализации интуитивной духовной проницательности и во внутренней жизни практической мудрости — это высшее счастье, которое актуализирует человеческую природу.

Конечно, люди согласятся с тем, что каждый человек, таким образом, действительно актуализирует свою индивидуальность, поскольку это главная и лучшая часть. Тогда было бы странным, если бы мы выбирали не свою собственную жизнь, а другую. И то, что мы говорили выше, применимо и здесь: то, что по природе своей присуще одной вещи, является для этой вещи самым лучшим и приятным. Таким образом, для людей это — жизнь в согласованности с интуитивной духовной проницательностью, поскольку это больше, чем что-либо еще, является человеческим бытием. Следовательно, такая жизнь является самой счастливой ^[1800] .

Четвертый аспект практической мудрости заключается в познании высшего счастья в созерцании Бога. Акт созерцания — это величайший акт, высшее счастье (эудаймониа)*'¹. Оно вечно и божественно⁸⁸, оно превосходит жизнь⁸⁹.

Интуитивная духовная проницательность достигает наивысшей степени в созерцании, которое объединяет человеческую рациональность с божественной истиной. На фоне этой перспективы путь человека оказывается процессом роста, направленного на совершенство (талое). Этот аспект соответствует четвертому аспекту диакрисис. проницательный меняла знает вес целой монеты, и на этом фоне он видит недостатки (износ, фрагментация, отверстия). Диакрисис знает, в чем состоит конечная цель (тэлос) человека, и о том, какие практические стремления (скопос) помогают человеку достичь этой цели. Это опосредование происходит в чистоте сердца (puritas cordis), которая завершает то, что в человеческих силах, и предает его (сердце) силе божественной, которая воздействует на конечную цель созерцания.

г

Ibid., 12, 1095а 21; 1177а 13.