– Это я-то твоя женщина? – с удивлением пробормотала Даша.
– А чья? – холодно поинтересовался лохматый. – Думаешь, в банях ты треть заработка никому не отдаешь, потому что у тебя глаза серые? Тебя в городе кто трогал? Я от благородных кровей далек, но к себе уважение заработал. Поостерегутся тебя задевать. С чужими другое дело.
– Понятно, – Даша заставила свои распухшие губы не дрожать. – А те четверо – они кто? Они с Флота?
– Не знаю, – Костяк с яростью поскреб нос. – Опытные, смелые. А кто такие – аванк их знает. Или шпионы, или остаток банды какой-то лихой, залетной.
– Если шпионы, нельзя ли на них городскую стражу напустить?
– Я уже думал, – лохматый странно посмотрел на девушку. – Городская стража не пойдет – не их территория, да и выгоды никакой. Королевские шпики может, и занялись бы чужаками, да у меня на королевских выхода нет. А те, у кого выход есть, возиться не станет. Сейчас каждый второй приезжий в Каннуте – шпион. Время такое – ни война, ни мир. Даша, если эти твои крысы речные в городе задержаться – я их на «перо» посажу. А за реку не дотянуться. Там мне самому кишки выпустят задаром.
– Понятно, – Даша вытянулась на постели. – Ты иди, раз торопишься. Потом поговорим. Я спать хочу.
Позже заглянула Эле:
– Спишь уже? Ну отлеживайся, отлеживайся. Я что хотела спросить – если этот твой полукровка еще ночку у нас переночует, ничего?
– Ты же хозяйка, – с удивлением сказала Даша. – Тебе решать.
– Да я сейчас – полхозяйки, – Эле с досадой помотала загипсованной рукой. – Сама еле на ногах стою. А этот безносый под Вас-Васом в хлеву все так вычистил – и у тебя такой чистоты не получалось. Странное оно чудище, этот полукровка. Лучше я его завтра вечером до Земляной стены сама провожу, а то еще прибьет кто-нибудь это чучело с перепугу. С миски каши мы не обеднеем, пусть жрет. Завтра обещал поилку для кабана поправить.
– Пусть ночует, – согласилась Даша. – Он такой воспитанный. Даже странно.
– И я говорю – странно. Как бы он нашего кабана не сожрал ночью. Тоже, свинопас косолапый…
«Покою мне не будет», – думала Даша, глядя в темный низкий потолок. «Мне до склероза еще жить и жить. Такое не забудешь. Лучше сразу покончить. Не прощу себе. Что мне терять? Разве что Эле с Вас- Васом еще повспоминают, пожалеют».
Собиралась Даша в потемках. Эле посапывала, неловко свернувшись на кровати, и уступив тощую подушку больной руке. Даше стало немного стыдно. Ну ладно, найдет хозяйка кого-нибудь, снимут гипс. Ничего там сложного, Даша уже не раз подробно рассказывала, что нужно дальше делать, успокаивала переживающую хозяйку.
Девушка выскользнула во двор. Прохладно, зима все-таки. Пока еще солнце встанет, пригреет. Привыкла глупая Дарья к тропической жаре. Московская зима уже чем-то сказочным кажется. Может, если умереть, опять там окажешься, в сугробах?
Даша окинула прощальным взглядом дворик. По-крайней мере, подметено. Скрипнула дверца хлева. Выглянул низкорослый дарк:
– Уходите? По делу? Уже оправились?
– Вполне, – заверила Даша. – Вы спите, спите.
– Утро еще, – удивился полукровка. – Я, если и сплю, то днем.
– Всё равно. Вы потише. Кабана разбудите. И хозяйку.
– Ладно, – низкорослый передернул мохнатым плечом. По случаю прохладного утра на дарке опять была его нелепая звериная одежонка. – Вообще-то, они крепко спят. Я пока над поилкой подумаю. Там трещин много.
– Вот-вот, – одобрила Даша, отпирая калитку. – Только заприте за мной сначала…
Переправилась в Заречье девушка на знакомом пароме. Идти в круговую, конечно, далеко, да только и торопиться некуда.
Трава, упругая и зеленая, пахла утром. И река пахла утром. Еще рыбой, ракушками, тростником и широкой водой. Почти как на пикниках, что с лохматым устраивали. Ха, тогда Даша еще своя собственная была, а не «чья-то женщина». Нет, нечего думать о воре. Пусть свое серебро в городе копит. У него своя дорога, у Даши своя.
Дорога, вернее, тропинка, вела по пологим холмам. Идти удобно, вид широкий, красивый. Люди здесь еще попадались. Особенно, у кромки берега. Рыбаки сети снимали, дальше мальчишки «перловиц» собирали. Дед длиннобородый их на лодке привез. Прямо граф Толстой, экий благообразный. Или дед Мазай. Зайцев здесь вроде не водится, зато кроликов полно. Надо бы хоть раз приготовить. В сметане. Нет, в сметане дорого. Лучше потушить с той травой, что здесь кислолистом называется.
И о чем ты, идиотка, думаешь?
На противоположной стороне реки тянулся город. Большой город Каннут, Даша многое в нем так и не узнала. Королевский замок – туда ход простым смертным закрыт, это само собой. А вот что за сдвоенная башня, на колокольню похожая? Арсенальная, что ли? Нет, Арсенальная у Конного рынка, там Даша как-то с лохматым проходила. Да какая разница? Должно быть, уже никогда не узнаешь.
Даша шла по тропинке, поглядывая на залитый солнцем город. Вот уже Западная стена потянулась. Здесь каждая башня знакома. Вроде родные края. Вон и устье Земляного канала. Решетку поднятую, почти не разглядишь. Разгильдяйство кругом. Входи, кто хочешь, вплывай, кто хочет, грабь кого хочешь…
Тропинка свернула к старой пристани. Там сидел мужчина в драном колпаке, удил рыбу. Дальше людей не видно. Вдоль берега сплошные тростниковые заросли. К пристани Даше сворачивать было незачем, и девушка полезла в заросли напрямик. Ноги путались, веревочная лямка торбы съезжала с плеча. Надо бы рюкзак какой-нибудь, да ботинки туристические. Или кроссовки. Мм, ни того, ни другого на каннутских рынках девушке не попадалось. Да и зачем рюкзак в городе? Бродить по окрестностям Даша никогда не собиралась.
А вендетту безнадежную устраивать собиралась?
Даша остановилась, положила торбу на траву. Посмотрела на солнце. Пригревает. До полудня еще ничего, приятно. Облака по небу плывут. Бледной луны очертания видны. Рядом угадывается еще тень – луна-близнец. Луна Дарков или Темная Сестра как ее в Каннуте именуют. До ночи далеко. Птички порхают. Попугайчики вопят. Те, что изумрудные с алыми крылышками – особо крикливые. Радуются жизни. А ты куда идешь, самоубийца?
Даша посмотрела на торбу. Груза там всего ничего. Что одинокой девушке с собой в путешествие на следующий свет брать? На торбе чернильное пятно темнеет. Разлилась чернильница, когда ногами тебя, кретинку, пинали.
Убьют тебя, Дарья. Только и добьешься, что тебя действительно «отбарабанят», прежде чем по горлу чиркнуть. Их там четверо, хоть один, а милость такую окажет. Допросишься. Хотя морда у тебя сейчас, и правда – свинина. Даже на пароме поглядывали с любопытством. Ну куда ты лезешь?
Глядя на кляксу на торбе, Даша снова испытала приступ отчаянной злобы. Накатило как и ночью. Аж зубами скрипела. Нет жизни. Ни до смерти, ни после. Террористки сумасшедшие, мужики равнодушные, – кто-то да заявится к тебе. Взорвет, ножом полоснет. Или за ноги порвет. Нет, уж. Хрен вам! Расплачиваться нужно. Девушка тихо жила, тиши мыши. Спросить только хотела. А вы, значит, прирезать, как курицу решили? Да еще кочевряжились – «барабанить» немытую, «не барабанить»? У, сучьи кобели!
Даша заставила себя сесть, разуться. Пусть ноги отдохнут, они еще пригодятся. Не торопясь, съела яблоко. На мякоти оставались розовые следы – опять губа треснула. Пришлось резать яблоко на тонкие ломтики. Потом Даша старательно наточила нож. Эле будет сильно злиться из-за унесенного точильного камня. Ну, чего ж поделать? Сталь негромко чиркала по камню. Птицы громогласно радовались яркому дню, в высокой траве что-то шуршало. Даша принялась вспоминать обо всех диких дарках, что по берегам живут. Список вышел немаленький. Впрочем, до ночи опасаться нечего. До ночи Даша или в город вернется, или…
