пленников. Здесь снова избавление достигается только прохождением через все. Поэтому путь спасения проходит через временной ряд 'поколений': через цепочки бесчисленных поколений запредельная Жизнь входит в мир, проживает в нем и выдерживает кажущуюся бесконечной длительность; и только пройдя через этот длинный и запутанный путь, утратив и вновь обретя память, она может завершить свою судьбу.
Это объясняется выразительной формулой 'миры и поколения', которая постоянно встречается в мандейских трудах: 'Я скитался по мирам и поколениям', говорит Спаситель. Для неспасенной души (которая может стать сама своим спасителем) эта временная перспектива является источником мучений. Ужас перед безбрежностью космического пространства сочетается с ужасом перед временем, и все это нужно выдержать: 'Как много я уже вытерпел и как долго пребываю в мире!' (G 458).
Этот двойственность космического ужаса, пространственная и темпоральная, хорошо выражена в сложном значении адаптированного гностицизмом эллинистического понятия 'эон'. Первоначально понятие времени (времени жизни, протяженности космического цикла, вечности) в до-гностической эллинистической религии подверглось персонификации -- возможно, адаптация персидского бога Зервана -- и стало объектом поклонения, впоследствии с некоторыми внушающими страх ассоциациями. В гностицизме оно обретает дальнейшую мифологическую форму и становится названием целого класса божественных, полубожественных и демонических существ. В последнем случае под 'Эонами' подразумеваются как темпоральные, так и пространственные демонические силы вселенной или (как в 'Pistis Sophia') царства тьмы во всей их чудовищности. Их крайняя персонификация может иногда уничтожать первоначальный временной аспект данного понятия; но при частом сравнении 'эонов' с 'мирами' этот аспект сохраняется как часть значения, став более изменчивым через направления мифологического воображения.
Чувство, вызванное временным аспектом космического изгнания, находит свое волнующее выражение в таких словах:
Или (из тюркского манихейского текста):
'Теперь, о наш милосердный Отец, бесчисленные мириады лет прошли с тех пор, как мы отделились от тебя. Твое возлюбленное сияющее живое лицо стремимся мы узреть'.
Неизмеримая длительность космического изгнания в сочетании с умножением размеров космических пространств -- это пропасть, отделяющая жизнь от Бога; и демоническая особенность этих пространств состоит в том, что они рассчитаны на сохранение этого отделения.
(d) ЖИЛИЩЕ КОСМОСА И ВРЕМЕННОЕ ОБИТАНИЕ В НЕМ ЧУЖЕЗЕМЦА
Представляющийся нам бескрайним мир был для гностиков тюремной камерой, в которую заключена жизнь; Маркион презрительно именовал ее haec cellula creatoris -- 'такой себе каморкой творца'. 'Входить' и 'выходить' -- стандартные фразы в гностической литературе. Таким образом Жизнь или Свет 'вошли в этот мир', 'странствуют здесь'; они 'покидают мир', они могут оставаться 'на внешнем краю миров' и отсюда -- 'извне' -- 'взывать' к миру.
Мы позже будем рассматривать религиозную значимость этих выражений: в настоящее время мы занимаемся символической топологией и непосредственным красноречием образности.
Пребывание 'в мире' называется 'обитанием', мир как таковой -- 'жилищем' или 'домом'; в противоположность светлым жилищам существует 'темное', или 'низкое' жилище, 'дом смерти'.
Представление о 'жилище' имеет два аспекта: с одной стороны, оно подразумевает врЕменную структуру, нечто условное и потому подлежащее отмене -- жилище можно сменить на другое, его можно покинуть и даже оставить в руинах; с другой стороны, оно подразумевает зависимость жизни от ее окружения -- место, где проживают, решительно небезразлично для обитателя и от него зависят условия его жизни.
Он может, следовательно, только сменить одно жилище на другое; надмирные формы существования также называются 'жилищами', временными местонахождениями Света и Жизни,
