Бесконечная нежность поднимается к Вам из глубины моей души. Не будем жалеть о нашем бедном счастьи, это так ничтожно в сравнении с нашей радостью. Как все ясно! Вечное солнце любви всходит из бездны смерти… Я готов, я иду. Я покидаю Вас, чтобы встретить Вас снова в вечности. Я благославляю жизнь за дары, которыми она меня осыпала…»
Диалог в тюрьме и это письмо, будто написанное героем какого-то романа Моргана (к сожалению, русский перевод неверно передает интонации подлинника) несколько приоткрывают миросозерцание Вильде. Но если правда, что для того, чтобы узнать, что человек думает на самом деле, нужно обращать внимание не на его слова, а на его поступки, то, как умер Вильде, больше чем все им написанное, говорит нам о том, кем он был на самом деле, во что верил и что хотел сказать.
Возвращаюсь к статье Адамовича в «Русском сборнике»:
«Вильде не только мученик. Вильде — герой. При аресте, на судебных заседаниях, в тюрьме, перед самым расстрелом — он держался, по свидетельству очевидцев, с бесстрашием и каким-то сияющим спокойствием, всех поразившим. Ничего большего требовать от человека нельзя. Смерть Вильде уже окруженная легендой, по-своему есть творческий акт, возвеличивающий и очищающий душу. За урок, за пример, за сохранение чести, за напоминание о том, что такое достоинство — чем теперь отблагодарить его? Чем искупить прежнюю рассеянность? «Он далеко, он не услышит». Услышит ли слова, которые не догадались мы сказать ему при жизни, ощутит ли запоздалое, «крепкое», хотя бы и мысленное только рукопожатие, в ответ на его подвиг, каждому из нас нужный»?
О «деле Музея Человека» и в связи с этим делом о Вильде и Анатолии Левицком писали многие французские публицисты. Особенно интересны воспоминания Аньес Гюмбер, помогавшей Вильде и Левицкому составлять и распространять первую нелегальную газету «Резистанс» и приговоренной военным немецким судом к депортации в Германию на каторжные работы. В ее книге «Наша война» много волнующих записей о встречах с Вильде и Левицким. Вот несколько выдержек.
«Париж, 25-го сентября 1940 г.
Доктор Ривэ[51] устроил мне встречу со своим помощником Борисом Вильде, зачинщиком всей анти-немецкой деятельности в Музее Человека.
Я уже раньше немного знала Вильде и ценила его холодный блестящий ум и всю исключительность его личности.
Русский — дитя революции — ему всего 33 года Он зарабатывает на жизнь с 11-ти летнего возраста. Натурализованный француз, он проделал всю кампанию. Несмотря на ранение в колено, бежал из плена. Прошел 300 кил. пешком. Ривэ сказал мне: «Вильде сын революции… он знает революционную технику».
Борис убедил меня, что прежде всего нужна газета. Жан Кассу будет главным редактором.
Жан Кассу очень сошелся с Вильде. Клод Авелин тоже с ним познакомился. Они оба, так же как и я, чувствуют, что Вильде связан с очень могущественной организацией. Может быть, это Интеллидженс Сервис, может быть Второе Бюро или какая-то французская группа, порожденная событиями? Мы ничего не знаем. Мы доверяем Вильде, предоставляем ему нами руководить. Нашей верой в него мы заражаем и наших товарищей, которые его не знают».
«Париж, конец ноября 1940 г.
Редакционный комитет нашей газеты образован. Вильде говорит, что мы сможем располагать тремя страницами. Первая страница будет редактироваться таинственными людьми, предоставляющими бумагу и типографию. Какое название дать газете? «Мы решили, — говорит Вильде — (кто это мы?., никто из нас не знает) — газета будет называться «Резистанс»[52]).
В конце дня Вильде сказал мне, что за рукописями придет Левицкий. Левицкий? Ну, конечно, — говорит Вильде, — он с нами с самого начала. Меня это обрадовало. Я знала Левицкого по работе в Palais de Chaillot. Это к нему я обращалась всякий раз, когда мне нужны были справки от Музея Человека. Я ценила его вежливость, умную вежливость русских».
Аньес Гюмбер и в голову тогда не приходило, что таинственные «мы», предоставлявшие бумагу и бравшие на себя печатание газеты, это и были Вильде и Левицкий, вдвоем собственноручно тайно набравшие и напечатавшие два первых номера «Резистанс» в типографии Музея Человека.
Любопытно почти гипнотическое влияние, какое имел Вильде на французских интеллигентов, входивших в эту первую ячейку Сопротивления. Все эти люди были немного старше Вильде и «имели положение» во французской интеллигентской среде. Тем не менее они слепо подчинялись неизвестному молодому человеку, говорившему по-французски с сильным русским акцентом. Свое инстинктивное доверие и подчинение они, как мы видели, объясняли себе тем, что Вильде «дитя революции» и «знает революционную технику», хотя они должны были понимать, зная возраст Вильде, что в 1917 г. он не мог научиться революционной технике, так как в то время ему было всего 9 лет.
Аньес Гюмбер принимала участие в редактировании и распределении газеты «Резистанс», в разбрасывании летучек и в расклеивании по стенам «бабочек», этикеток с надписью: «Да здравствует генерал Де Голль», и в укрывании застрявших на севере англичан, которых Вильде переправлял в свободную зону. О других сторонах подпольной деятельности Вильде она только догадывалась.
«Париж, январь 1941 г.
Вчера Марсель Абрам показал мне номер «Утра». На первой странице известие об аресте адвоката Нордмана за распространение «Резистанс». Мы все волнуемся. Только что видела в кафе Вильде. Он сказал мне, что Нордман был действительно наш. Оставив меня на несколько минут, он подошел к молодому человеку маленького роста, явно его поджидавшему. Я наблюдаю за ними: Вильде дает ему приказания, маленький слушает его почтительно и внимательно. Вернувшись к моему столику, Вильде объясняет мне в нескольких словах, что молодой человек, с которым он только что разговаривал, известен под кличкой «Мальчуган»[53]
«Мальчуган» доставляет документы англичанам. Завтра он уезжает в Свободную Зону.
Париж, 14-го февраля 1941 г.
Левицкий и его невеста Ивонн Оддон, библиотекарша Музея Человека арестованы…[54] Доктор Ривэ успел бежать. Он теперь в безопасности в свободной зоне.
Париж, 18-го февраля 1941 г.
«Мальчуган» принес письмо от Вильде.[55] Узнав об аресте наших товарищей, Вильде просит меня продолжать выпускать газету, чтобы отвлечь от них подозрение.
Париж, март 1941 г.
Звонок. Открываю дверь: Вильде! Улыбающийся, не загримированный, не переодетый.
— Вы с ума сошли!
— Я должен был вернуться.
«Мальчуган» не появился в Тулузе, вероятно, арестован. Я продолжаю бранить Вильде, умоляю его немедленно вернуться в Свободную Зону. Не объясняя подробностей, он говорит, что его присутствие в Париже абсолютно необходимо.[56]
— Хорошо! Но если вас посадят в тюрьму?
Он засмеялся.
— Дорогая моя, нам всем не миновать тюрьмы, вы это знаете.
Париж, март 1941 г.
Вчера Пьер Вальтер завтракал в ресторане с Вильде. Во время завтрака Вильде вышел на несколько минут. Он должен был пойти за фальшивыми паспортами в кафе на площади Пигаль. Прошел час, Вильде не вернулся».
В первый раз после исчезновения Вильде Аньес Гюмбер увидела его в подвале Гестапо.
