Облизнув сухие в трещинках губы, я вышла к мужчинам. Ураганный ветер валил с ног, но я, закрыв лицо руками шла. У меня есть силы поспорить с разбуженной природой. Ближе, еще немного. Я споткнулась от сильного порыва, упала и проехалась по земле. Сорванный дерн кружился в высоте. Достаточно. Дальше не пробиться.
Ну, и как же? Четвертый вид рэ-преобразования заученными формулами не вызывается. Давай! А, Зверь! Да что же это! Воронки не стоят на месте. Довольно скоро меня сомнет и перемолет между ними. Не получается! Разинув рот, я смотрела на трущиеся друг о друга вихри и не могла пошевелиться. Вывернутое наизнанку удовольствие наблюдать за опасной стихией. Гипнотизирует… И умирать не так страшно, как говорят…
Я не ощутила, не увидела и не услышала. Взмыла в воздух, перевернулась и грузно рухнула, ударившись головой о землю. Не давая мне опомниться, та же сила вгрызлась в мою руку и потащила прочь от опасной зоны. В глаза и рот набилась грязь. Тело болело в местах свежих ссадин и ушибов. Где-то в парке получилось рассмотреть своего спасителя. Осторожно, затаив дыхание я изучала огромного зверя, имеющего общие черты с волком, но назвать его таковым я бы не осмелилась. Слишком много ума светилось в янтарных глазах…
Глава 14
Через пять дней я полностью поправилась. К этому моменту у меня на руках были билеты на воскресный дирижабль до Кронсверцума, а оттуда на дилижансе с двумя пересадками мне предстояло добраться до деревушки Лансдо. Алиен Борлей, так звали университетского сторожа, дал мне запечатанное письмо для некоего Ваджи Сторена, который должен приютить меня на неопределенное время.
Все дни неизменно вежливый и обходительный Алиен ухаживал за мной, помогая выздороветь, но не ответил ни на один из вопросов. Зато распоряжений дал целую кучу: у родителей появляться запрещено, у знакомых тоже, Людвига и Станислава надлежало забыть, словно страшный сон поутру. Для всего мира я перестала существовать. Герцогиня Беольская умерла. Об ясно сказал некролог в ежедневной газете, которую предъявил мне Борлей.
Новое свидетельство о рождении и медная подвеска-удостоверение с уникальной рэ-печатью личности, другой цвет волос. Незамысловатая одежда, преимущественно мужского кроя, чтобы в дороге не причиняла неудобств. Единственный роскошный дорожный комплект верхней одежлы из теплой шерсти и шубка из норки предназначались для полета на дирижабле. Оборванка не может позволить себе воздушное путешествие. Бедно одетая девушка в первом классе вызовет не нужные подозрения. Лишние для меня и моих невольных помощников. Или тюремщиков.
Почему я безропотно подчиняюсь незнакомому человеку? Я легко нашла ответ на этот вопрос. Он чрезвычайно прост - желание жить. Стоило мне проснуться следующим после дуэли утром, как я ощутила всю шаткость положения, в которое угодила по собственной глупости. Людвиг никогда не простит мне нападения и не простит что-то еще о чем я даже не подозреваю, но он глубоко убежден в обратном. Ломая мои ребра, он ясно дал понять, что следующая встреча с ним будет для меня последней в жизни.
Но не жестокость Клеймора сыграла роковую роль. Не она привела меня к покорности и бегству в неизвестность. Меня доконала реальность: мы, проклятие, не одиноки в мире! Мифы про оборотней не просто обрели обрели под собой почву… Зверь! Твари продолжали жить здесь и сейчас, разделяя Синай с людьми. Да и всю планету, наверное…
Мы настолько привыкли считать себя уникальными, уверились в могуществе и непобедимости, считали себя лучшими хищниками, что перестали замечать очевидное. Без вести пропадающие жители Тирайи, найденные разорванные трупы, шепотки о тенях и шумном дыхании за спиной во время полночных прогулок, страшилки, рассказываемые на пикниках под покровом ночи. Глупая мысль… Но мне показалось, будто нам настойчиво скармливали байки, чтобы мы поверили в одиночество.
Нееет! Слово часто вырывалось изо рта с тихим безумным смехом. Я не желаю играть в эти игры. Спрятаться, закопаться, зарыться и, может быть, немного после, когда удастся успокоиться, задать вопросы и получить ответы. Если захочу.
Вчера я отсекла малую часть неведения. Она острым осколком памяти сидела в мозгу и не давала провалиться в иллюзию покоя. Утешить себя. Моя болезнь, зеркала и желтоглазое отражение в них, значит ли это подписанный для меня приговор? Суждено ли мне стать тварью и пополнить ряды рыщущих по ночам теней? Упиваться кровью и смертью…
- Тебе решать, - усмехнулся сторож в ответ. Остальное, он сказал, объяснит таинственный Ваджа по прибытии в Лансдо.
Ничем не занятая днем я отгоняла мысли о родителях, лежа в кровати и натянув одеяло до подбородка. Можно подумать, ткань изолирует мой внутренний мир в шерстяном коконе, и я перестану трястись об одной мысли о необходимости ходить на улицу в темное время дня. Мать, отец… Они были частью моего мира. Не слишком значительной, чтобы заливаться слезами, но достаточно большой для ощущения вины перед ними. Они похоронят живую дочь. Кинут ком земли и белую розу на закрытый гроб. И наверное, поймут, что у них был кто-то, кого они прежде предпочитали не замечать. Наверное… Хочется в это верит. Но я не смогу ощутить их любовь. Ведь они будут любить воспоминания. О мертвеце.
В пятницу Алиен тайком вывел меня из университетского парка. Вдвоем мы сели в экипаж, заранее дожидающийся нас на боковой улице, отходящей от просторной площади, на которой располагался вход в учебное заведение. Борлей не проронил ни единого слова, и он ничего не говорил утром, но я поняла: с меня не спустят глаз до посадки на дирижабль. Неизвестные 'они' готовы пресечь побег в Тирайе, а в Кронсверцуме меня встретят другие надзиратели. Я не планировала сбегать. Однако, недоверие не тронуло меня, больше позабавило и придало уверенности. В пути за мной присмотрят и помогут в случае непредвиденных обстоятельств.
Перестав доверять себе, способностям управлять рэ и неспособности контролировать энергию, я ощутила какую-то глобальную уязвимость. Смертность. А ведь до дуэли не приходилось задумываться о конечности человеческой жизни. На стадионе жесткость графа близко подтолкнула меня к невидимой границе между жизнью и смертью. Не достаточно для панического ужаса, но тщедушная дрожащая поросль страха укоренилась во мне. Она не давала забыть о том, как легко умереть.
За пределами дома к шевелящейся поросли добавилось ощущение взгляда в спину. Некто среди прохожих буквально распиливал мне позвоночник в области поясницы. Слишком умными янтарными глазами с вертикальным зрачком. Кто из них, людей, спешащих по своим делам оборотень? Тот в пальто и бордовом кашне? Его спутник в светло-бежевых перчатках? Цветочница? Мальчишка с газетами? Кто?!!! Меня волновал каждый из этих людей. Каждый получал украдкой брошенный испытующий взгляд. Они все - враги, а главный из них - Станислав, потому что он привел зверей ко мне.
Я еще ни разу в жизни не летала на дирижаблях. Аэровокзал, расположенный в нескольких километрах от Тирайи, поразил меня размерами: полукруглое здание в виде вогнутой линзы с десятком входов-выходов, отдельная крытая площадка под личные экипажи пассажиров, несколько грузовых повозок, дожидающиеся своей очереди на разгрузку. За зданием на некотором отдалении виднелись посадочные башни с пришвартованными к ним воздушными кораблями. Для конных всадников, паромобилей, кэбов и регулярных дилижансов от столицы предназначались разные подъездные пути. Никто не торопился, не обгонял и не устраивал кучу малу возле входов.
Алиер открыл передо мной дверь и помог выбраться из экипажа. Довел до двери в аэровокзал, предоставив в мое распоряжение свой локоть. Внутри здания было довольно прохладно. Путешественники собирались кучками возле стоек авиапредставителей, сдавали тяжелый багаж носильщикам, а те наполняли тележки и увозили их. Спутник проводил меня к красной с черными полосами стойке компании Афферсон - одного из старейших перевозчиков в Синае. Я немного знала о них, в частности, двигатели для дирижаблей они заказывали на мануфактурах моего отца. В собственности у семьи Афферсон находилось только сборочное производство и изготовление горючей смеси.
