догнать однотипную машину. Газ — до упора, из мотора выжал, кажется, невозможное, и вот вражеский самолет зрительно начал увеличиваться в размерах. Еще минута — и летчик поймает его в прицел, палец уже лет на гашетку. Но противник резко гасит скорость, и Шмелев проскакивает вперед под огонь его пушек. И все же «дьявол» просчитался. Почувствовав, что проскакивает, Шмелев бросил самолет вверх. Погасив скорость таким маневром, он оказался над разведчиком. Сверху отчетливо виднелись широкие белые полосы на плоскостях.
Вот тут «полосатый» и понял, с кем встретился. Шмелев не уступит ему, берлинскому асу. Спасаясь, гитлеровец рванулся под самолет Шмелева — применил испытанный, видать, не раз маневр для срыва атаки. Но комэск упредил эту последнюю попытку увернуться от огня. В какой-то миг капот вражеской машины вписался в прицел. Хлестнула очередь, и «полосатый дьявол» потянул за собой к земле траурный шлейф…
Теперь гитлеровцы охотились за Шмелевым. Они хотели рассчитаться с ним за «полосатого дьявола». Второй раз «бубновый туз» опять напал после тяжелого воздушного боя. Опять пытался застигнуть врасплох. Но Шмелев давно усвоил истину: в небе вполглаза не смотрят. Возвращаясь домой, он, как всегда, сверлил глазами пространство. И вовремя обнаружил «туза». Бросился тот в атаку, а Шмелев — навстречу. Повторить молниеносный кинжальный удар сверху «тузу» не удалось.
Шмелев увязался за ним. И «туз» пустился на новую хитрость. Размашистыми маневрами пытался оттянуть Шмелева подальше от аэродрома, за линию фронта. Баки-то пусты, долго не навоюешь. Шмелев настороже — не вензеля же выписывать собрался «туз». Он начал сразу навязывать ему активный бой. «Туз» принял вызов. Были мгновения, когда он мог открыть огонь. Но почему-то молчал. По-рыцарски, видать, хотел расправиться со Шмелевым. В его маневрах — явное желание подчеркнуть свое превосходство в воздухе.
Положение у нашего пилота самое невыгодное: снаряды кончились и горючего — кот наплакал. До обидного неравная схватка. А в ней, как и на земле, не кто кого с ног, а кто кого со свету. Нет, Шмелев не опустит крылья перед «тузом». Есть у него оружие.
Пилотаж!
А земля волновалась:
— Батя, выходи! Батя, выходи!
Выходить из боя?.. Шмелев дрался один против четырех, против шести и то не выходил. А тут… Взглянул на приборы — и обомлел: горючего — до аэродрома едва ли хватит. Не раздумывая бросил послушный «як» на крыло и штопором устремился к земле. Слившись с серо-зеленым фоном гор, оторвался от «туза».
…Долгий фронтовой день угасал. Опускались на землю сумерки, догорал где-то над Черноморьем закат. Багровый, перемешанный с пожарами. Спадало боевое напряжение.
Вечерами командир эскадрильи обычно разбирал с летчиками дневные бои. А нынче молчит, задумался. Густые брови нахмурены, жестко топорщатся черные, как кубанский чернозем, усы. Лицо напряжено, будто выточено резцом. И впрямь батя. А был он молод. Всего на два-три года старше своих пилотов. Им по двадцать. Правда, на войне трудно считать возраст по календарю. Здесь он измерялся иной мерой. За два года войны Шмелев в каких только переплетах не побывал! Сбил почти полтора десятка самолетов.
И вот — «туз». Обычный вражеский охотник атакует и растворяется в небе. А этот вторично пришел. Значит, будет досаждать Шмелеву, пока не собьет. И не в открытом небе, а где-то на небесном перекрестке исподтишка хочет его сразить.
Словом, схватка с гитлеровским асом неминуема. Об этом думали в эскадрилье все летчики. Каждый высказывал свое:
— Хотя бы по парочке снарядов оставить…
— Да как оставишь, когда бомбардировщики тучами прут…
— Его и таранить можно…
— Верное дело…
— Навалиться бы всем и разом покончить с ним…
А «туз», конечно, взбешен. Ведь самолет с большой красной звездой на борту завтра опять поднимется в воздух. Опять Шмелев возглавит группу советских истребителей.
С рассветом опять воздушные бои.
В паре со Шмелевым дерется Виктор Куницын. Ему не исполнилось и двадцати, а воюет бесстрашно. В одно из мгновений боя прямо перед ним оказался «юнкерс».
— Бей! — крикнул Шмелев. Но Куницын огня не открывал. Илья понял — кончились у него патроны. Тогда крикнул снова: — Руби его! Руби!
Куницын таранным ударом сбил бомбардировщик.
Возвращались домой, когда эскадрилью сменила Другая группа истребителей. На обратном курсе опять смотрели в оба. Самолет в небе — не ветер в поле: будешь искать — найдешь. Гитлеровский ас тут как тут. Едва он появился, сразу по радио несколько голосов: «Батя, «туз»!»
Шмелев приказал летчикам идти на посадку. Не хотелось им оставлять комэска одного. И с земли некому помочь — все ушли отражать новый налет «юнкерсов». Но приказ есть приказ.
Гитлеровский ас был осторожен. Опять применял отвлекающие маневры. Лисья его повадка известна Шмелеву. Ладно, хитри. Шмелев попытался испытать «туза» в лобовой атаке. Но тот, как и вчера, этого маневра не принял. Ушел и с виража, вынуждая Илью драться на вертикали. Однако сам попал в прицел. Шмелев нажал гашетку и только зло выругался.
Видать, «туз» понял — нечем Шмелеву стрелять — и еще больше ожесточился. Шмелев метнулся вверх, в зыбкое небо, и спохватился — разгона нет, скорости не хватает. А «туз» догонял его.
Спасение одно — штопор. Шарахнулось в сторону небо. Закрутилась внизу земля. Думал, уходит от «туза», а у самолета вдруг протянулись сверху огненные шнуры. Значит, противник рядом, за спиной. Илья продолжает штопорить. Иначе не уйти. На миг пропала земля. Хлестнул по глазам дым. Попал! Кажется, уже ничто не спасет. Еще очередь, вторая — и все. Ударила в голову кровь. Перехватило дыхание. Такого неприятного чувства Шмелев никогда не испытывал в бою.
Земля совсем близко, а он не выводит машину. Выручает самообладание. Еще виток, еще… Нет, он не даст ударить прицельно. Ни за что не даст!
Посадив самолет, Шмелев закричал из кабины: «Машину, другую машину!» Рывком соскочил на землю, бросился к рядом стоящему самолету, но «туза» в небе уже не было.
Кипя от волнения, Илья ходил по стоянке, нервно крутил усы. Вот досада — повторил маневр! Ведь и вчера уходил штопором. «Туз» только этого и ждал. Незамедлительно воспользовался просчетом. Гитлеровец снес радиатор, но могло быть и хуже.
Перед очередным вылетом, уже под вечер, комэск собрал пилотов:
— Хорошо дрались. Все хорошо дрались. Борьба с вражескими бомбардировщиками остается нашей главной задачей. Мы ее должны и впредь выполнять с честью, не жалея себя. Чтобы ни одной бомбы не упало на станцию Абинская.
— А как же с «тузом», товарищ командир? — неожиданно громко спросил Куницын.
— Да, с «тузом» как? — повторили другие. — Осточертел он нам всем…
Шмелев родился и вырос в Москве. В столичном аэроклубе он совершил свой первый самостоятельный полет.
— Кем хочешь быть? — спросил его однажды инструктор.
— Летчиком-истребителем, — не задумываясь ответил Шмелев.
— Пожалуй, не ошибаешься. Есть в тебе истребительская хватка. Но помни — ты должен только сбивать и никогда не быть обитым.
И вот теперь, когда летчики разбередили рану своего командира, он вспомнил тот разговор. Сбивать, только сбивать! Пусть фашист ас из асов, но его можно и нужно сбить. Навязать свой маневр и сбить. И словно молнией осветило недавний драматический бой. Он же первым поймал гитлеровца в прицел. Первым! В его глазах появился сдержанный блеск.
— А что «туз»? Кончать с ним надо! — сказал Шмелев. И тут же: — По самолетам!
Опять «юнкерсы» пытались дробиться к станции Абинская. Опять круговерть металла. Мчат, скользят
