Можно себе представить, что значило для нашего командования, для Жукова 'миссия' Буняченко 'в середину фронта', знание 'результатов разведки' немцев, 'согласованность его тактических взглядов с немцами' и пр. и пр.?
Наша армия находилась на чужой территории, стояла под Берлином, когда добыть сведения о противнике было почти невозможно, получение разведданных, да еще из штаба самого командующего фронтом, да еще после того, как сам прощупал все своими глазами, – это было на грани фантастики! И Власов, а значит, и Жуков такие сведения имели. Буняченко, выражаясь образно, принес на стол Жукову карту немецкого генерального штаба. Жукову оставалось лишь озвучить ее своими танками, артиллерией, авиацией и солдатским 'ура!'. Что он и сделал с блеском…
В своих знаменитых 'Воспоминаниях и размышлениях' Маршал Советского Союза Г. К. Жуков Берлинской операции отвел едва ли не половину третьего тома. Это и понятно.
'Замысел Берлинской операции в Ставке в основном определился в ноябре 1944 года, – пишет Жуков. – Уточнение его проходило в процессе Висло-Одерской, Восточно-Прусской и Померанской операций'. К тому времени Гиммлер уже принял Власова и 'дал согласие на формирование так называемых Вооруженных Сил Народов России в составе 10 дивизий… Главнокомандующим был объявлен генерал Власов', – свидетельствует Артемьев. Это все происходило, когда 'замысел Берлинской операции в Ставке в основном только зарождался'.
29 марта 1945 года по вызову Ставки Жуков прибыл в Москву. При себе он имел план 1-го Белорусского фронта по Берлинской операции. Этот план отрабатывался в течение марта штабом и командованием фронта,
'все принципиальные вопросы в основном заранее согласовывались с Генштабом и Ставкой. Это дало нам возможность представить на решение Верховного Главнокомандования детально разработанный план'.
26 марта 1945 года последний эшелон Первой власовской дивизии прибыл на станцию Либерозе, что в 30 километрах от линии фронта в полосе 1-го Белорусского фронта, командовал которым маршал Жуков. Разгрузившись, дивизия начнет выдвижение в сторону линии фронта, там на расстоянии 10-12 километров она начнет окапываться. Именно в этот момент маршал Жуков прибудет с фронта в Москву к Сталину с 'детально разработанным планом' Берлинской операции.
'Поздно вечером того же дня И. В. Сталин вызвал меня к себе в кремлевский кабинет, – пишет Жуков. – Он был один. Только что закончилось совещание с членами Государственного Комитета Обороны.
Молча протянув руку, он, как всегда, будто продолжая недавно прерванный разговор, сказал:
– Немецкий фронт на западе окончательно рухнул, и, видимо, гитлеровцы не хотят принимать меры, чтобы остановить про -движение союзных войск. Между тем на всех важнейших направлениях против нас они усиливают свои группировки, вот карта, смотрите последние данные о немецких войсках.
Раскурив трубку. Верховный продолжал:
– Думаю, что драка предстоит серьезная…
Потом он спросил, как я расцениваю противника на берлинском направлении.
Достав свою фронтовую разведывательную карту, я положил ее перед Верховным. И.В. Сталин стал внимательно рассматривать всю оперативно-стратегическую группировку немецких войск на берлинском стратегическом направлении'.
'Внимательно' всматриваясь в карту, видел ли Сталин на ней участок фронта, на котором в этот самый момент Первая власовская дивизия зарывалась в землю, а ее командир уже передавал в Центр первые разведданные в полосе 9-й немецкой армии генерал-полковника Буссе? Несомненно, видел и знал, иначе бы через минуту-другую, выслушав доклад Жукова [215], Сталин бы не сказал:
'- Ну что ж, придется начать операцию, не ожидая действий фронта Рокоссовского. Если он и запоздает на несколько дней – не беда'.
Целый фронт из трех фронтов не готов наступать на Берлин, а Сталин говорит – 'не беда'! Почему? Потому что Первая власовская дивизия располагалась не в полосе наступления 2-го Белорусского фронта, а в полосе наступления 1-го Украинского фронта, который был готов наступать. Оттягивать наступление более чем на 'две недели' для власовской дивизии означало полное уничтожение – за это время немцы начнут каждодневно бросать ее в бой и к началу генерального наступления 1-го Украинского фронта от дивизии ничего не останется. Жуков мог этого и не знать, но Сталин знал.
'Затем он (Сталин) подошел к письменному столу, перемешал какие-то бумаги и достал письмо.
– Вот, прочтите.
Письмо было от одного из иностранных доброжелателей. В нем сообщалось о закулисных переговорах гитлеровских агентов с официальными представителями союзников, из которых становилось ясно, что немцы предлагали союзникам прекратить борьбу против них, если они согласятся на сепаратный мир на любых условиях…
– Ну, что вы об этом скажете? – спросил Сталин. И, не дожидаясь ответа, тут же заметил: – Думаю, Рузвельт не порушит ялтинской договоренности, но вот Черчилль, этот может пойти на все…
1 апреля 1945 года в Ставке Верховного Главнокомандования был заслушан доклад А. И. Антонова об общем плане Берлинской операции…
Наступление на Берлин было решено начать 16 апреля, не дожидаясь действий 2-го Белорусского фронта…
В ночь на 2 апреля в Ставке в моем присутствии Верховный подписал директиву 1-му Белорусскому фронту о подготовке и проведении операции с целью овладеть Берлином и указание в течение 12-15 дней выйти на Эльбу.
Главный удар было решено нанести с кюстринского плацдарма силам, четырех общевойсковых и двух танковых армий. Последние предполагалось ввести в сражение после прорыва обороны противника в обход Берлина с севера и северо-востока'.
Очень существенные изменения Сталин внес в план 3 апреля.
К тому же после 3 апреля Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение начать перегруппировку основных сил этого фронта [216] на Одер… не в связи ли с тем, что Буняченко в это самое время
'отправился на фронт. Он долго и внимательно осматривал позиции в полевой бинокль… При совещаниях в штабе генерала Буссе выяснилась изумительная согласованность его тактических взглядов с немцами…'.
После всех этих последних уточнений и исправлений Сталина Жуков пишет:
'Выходило, что 1-й Белорусский фронт должен был в первые, наиболее напряженные дни наступать с открытым правым флангом, без оперативно-тактического взаимодействия с войсками 2-го Белорусского фронта'.
Эти сетования были бы справедливы, а Сталин был бы достоин порицания за такую беспечность, если бы… если бы не было у Сталина, как говорится, в этом месте Первой власовской дивизии. Главный удар, по замыслу Сталина, Жуков должен был наносить 'в первые, наиболее напряженные дни' именно по позициям,
