— Пойду на лыжах, ты об этом не знаешь. Я в артель не заходил. Считай так.
— Брось, Семён Иванович, я запрещаю. Да, кстати, тут позавчера обаятельнейшая эвенкийка заходила, спрашивала про тебя. Просила сообщить в Утёсный, что будет здесь две недели, у них семинар оленеводов. Я звоню твоей соседке и узнаю, что ты с Власом улетел в Москву.
— Где она?
— Кто?
— Люся?
— Её Люсей звать? У какой-то подруги остановилась, сказала, что ты знаешь где. Подружка у неё не холостая? А то вместе двинем вечерком, — ощерился Сухоруков.
— Перебьёшься. Давай вездеход, пойду сейчас Власу звонить.
— Вездеход мы не найдём. На складе есть новенький снегоход «Буран», только купили для разведки зимников.
Если неймётся, дам команду снарядить, и дуй на нём. Скорость приличная, в Елизаровском остались цистерны с бензином, дозаправишься там, с собой канистру возьми.
Полушубок, валенки получи на складе, потом вернёшь. Всё же, интересно, какого дьявола вам там понадобилось? Я теперь не усну от любопытства.
— Когда вернусь, скажу, так и быть. Дай команду, пусть готовят мотонарты. Через час поеду. Сейчас только к Люсе заскочу.
— Несёт же тебя нелегкая, такая девочка за ним бегает, а ты в тайгу.
Семён постучал в знакомые двери. В коридоре послышался Люсин голос:
— Кто там?
— Злой дух Харги…
— Ой, Семён Иванович, минутку. Сейчас оденусь и пущу.
Ковалёв потоптался на чисто выметенном от снега крыльце, послышался щелчок открываемой двери, и на пороге появилась радостная, растерянная и юная Люся.
— Что это ты меня Семёном Ивановичем стала звать, совсем в старики записала, — смущённо пробормотал он.
— Заходи, заходи, Семён. Не ждала тебя, сказали, что в Москве, — она смотрела на него пристально, во все глаза, мило улыбалась.
— Я на минутку, на мотонартах уезжаю сейчас, — проговорил он, зайдя в тёплую комнату. — Ух, как здесь тепло! Холодно после Москвы на улице.
— Куда уезжаешь? — погрустнела девушка.
— На Елизаровский прииск, около сотни километров отсюда, завтра постараюсь вернуться.
— Ты один едешь на снегоходе?
— Один…
— Возьми меня с собой? Возьми! У меня три дня свободных, не знаю, куда себя деть. Возьми, Сёма…
— Нет, Люся, вдруг что случится со снегоходом, придётся пешком топать. Я завтра к вечеру вернусь, обещаю тебе.
— Одного не пущу. Я тут с ума сойду, пока ты будешь ездить! Не отпущу.
— Одного не пойму, — махнул рукой Семён, — почему я знакомлюсь только с волевыми женщинами? Ведь чую, что от тебя не выкрутиться, придётся брать. Холод такой, сидела бы здесь!
— Я привычная, — забегала Люся, поспешно одеваясь.
— Ладно, поехали. В артели возьму тебе полушубок, валенки и меховой костюм, будешь, как кукла, сидеть сзади.
— Поехали, я готова!
Семён осмотрел её с ног до головы. В расшитых бисером унтайках, соболиной шапке и Фомичовой дублёнке, девушка, словно собралась в гости, а не в тайгу.
— Ладно, поехали, брюки надень, холодно будет.
— У меня шерстяное трико. Вперёд!
— Подожди меня здесь, сейчас подрулю на мотонартах.
— Не пройдет фокус, уедешь без меня, пошли вместе.
— Пошли, — обречённо вздохнул Ковалёв и открыл двери.
Сухоруков, увидев Люсю, надевшую поверх дублёнки полушубок, многозначительно хмыкнул и подмигнул Семёну.
— Хитёр бобёр, с такой грелкой не замёрзнешь, — нагло ляпнул вслух.
— Ещё слово скажешь, и будут неприятности, — paзозлился Ковалёв.
— А кайло зачем с лопатой берёшь, — посуровел заместитель, — клад, что ли, у вас там? Говори, а то в момент отменю вашу поездку.
— Власа побоишься, — Семён завёл мотонарты, поправил под ногами рюкзак с продуктами и лихо выехал из ворот артели.
— Здорово как! — прокричала ему на ухо Люся. — Я первый раз на снегоходе еду, — крепко обхватила его за пояс, — канистра мешает сзади на багажнике!
— Терпи! Этот зверь прожорливий, без дозаправки не попадём на место.
— Т-ерплю-ю-у, — весело прокричала пассажирка. За городом въехали на заваленную метровым снегом дорогу. «Буран» шёл легко, почти не проваливаясь, передняя лыжа брызгала по сторонам фейерверками снежной пыли, мягко прорезала заструги наносов, рассекала следы куропаток, зайцев и глухарей.
Лобовое стекло защищало от морозного ветра, тёплый воздух от трескучего мотора обдувал через специальные прорези лицо водителя. Семён увлёкся ездой, захватила скорость, внимательно смотрел вперёд, чтобы не напороться на упавшую лесину или пень.
Вскоре выехали на лёд реки, и «Буран» понёсся ещё быстрей.
— Не замёрзла? — обернулся водитель к девушке.
— Немного! Сбавь скорость, — соскочила на широкий след от ленты резиновых гусениц и побежала следом. Устав, разгорячённая, она запрыгнула на сиденье и прижалась головой к его спине.
К вечеру приехали на место. Мороз отступил, было всего градусов тридцать, для этих мест почти тепло. Семён угадал домик Валерьяна над обрывом ручья и подогнал мотонарты к самым дверям. Замёрзшие, заскочили в дом, и Люся радостно вскрикнула:
— Ура-а-а-а! Печка есть, и дров куча. Живём! — Она быстро нащепала лучины своим ножом, выгребла в дырявый тазик золу из печки и затопила.
— Давай помогу, — сунулся, было, Ковалёв.
— Очаг — дело женское, — отстранила она помощника, — зачем мы сюда приехали, вот это интересно?
— Много будешь знать, быстро состаришься, — отшутился Семён и вытащил из кармана Валерьянов конверт.
Он забрал его с койки старика и схему выучил почти наизусть. Вышел из избушки, отвязал от мотонарт лопату с кайлом, стал медленно прочищать дорожку к восточному углу. Там очистил от снега большую круговину земли, взял в руки пожарное кайло с красной ручкой.
— Ну, Господи благослови! — вспомнились слова бабки Калиски.
Земля окаменела от морозов, плохо поддавалась стальному клюву, крошками летела в глаза, на одежду, не хотела отдавать спрятанное. Семён упорно долбил и долбил, сбросив верхнюю одежду до свитера.
От него валил пар, пот заливал глаза. Подошла Люся, молча стояла рядом. Наконец железо звякнуло и провалилось в пустоту.
— Есть, — даже испугался Ковалёв. — Он зарыт в старом чугунке.
— Кто он?
— Подожди, сейчас, — Семён разорвал кайлом дыру пошире и сунул туда руку. — Здесь!
Люся нагнулась поближе и вдруг увидела в ладони Ковалёва белый камень с приклеившимся к нему резным листочком.
