Он ухмыльнулся, постучал указательным пальцем себя по лбу и, помахав мне на прощание, шагнул в темноту. Я подскочил к окну, глянул вниз. Долю секунды я ожидал увидеть распластанное на асфальте тело … Но заляпанный неровными бликами света, просочившегося сквозь занавески первых этажей, асфальт был торжественно-безлюден и бестелесен.
– С кем ты разговариваешь?
Я резко обернулся и увидел белое лицо Магды с распахнутыми полными ужаса глазами. Она медленно пятилась к двери, готовая в любую секунду сорваться и броситься вон из кухни, из квартиры, прямо в ночь, не разбирая пути…
Её перепуганный, отчаянный взгляд вернул меня к реальности. Я провёл ладонью по лбу и обнаружил противную холодную влагу наподобие росы. Через силу улыбнулся. Мне совсем не хотелось выглядеть сумасшедшим. Но выбор был не богат: чокнутый или подлец. Третьим могло бы стать доверие. Но не получилось.
– Это шутка, – сказал я. – Ха-ха! Извини. Глупо получилось. Чёрный юмор. Просто хотел разрядить обстановку. Давай съездим куда-нибудь, потанцуем, развеемся… О кей?
Краска захлестнула Магдины щёки. Губы возмущённо искривились.
– Глупая шутка! – выпалила она. – Отвратительная! Ты мог бы просто сказать, что всё кончено, а не ломать идиотскую комедию, не разыгрывать городского сумасшедшего! Если думаешь, что у меня нет гордости, то ошибаешься! Я больше не девка, и никому не позволю издеваться над собой, даже тебе! Особенно тебе! Понятно?! Хватит, с меня довольно!
И она опрометью бросилась в комнату. Я слышал жалобный скрип стареньких полок платяного шкафа, стук каблуков по паркету. Я понял, что, если сейчас её не удержу, она уйдёт. В ночь, в никуда, насовсем… Что, быть может, я больше никогда её не увижу… Но я стоял, как закаменелый, не трогаясь с места, не издавая ни звука.
Хлопнула входная дверь. Этот звук подействовал, как выстрел стартового пистолета, вернув мне способность к движению. Я кинулся следом. Магда стояла, низко наклонив голову, так что длинная чёлка скрывала пол-лица. На полу возле её ног ожидала лифта наспех набитая дорожная сумка. Яростно горела красная кнопка вызова.
– Магда, послушай!
Я встряхнул её за плечи и увидел вблизи её глаза, мрачно горящие на бескровном лице: золотисто- зелёные, брызжущие искрами яростной боли.
– Оставь меня в покое! Ты такое же дерьмо, как все мужики! А я, дура, тебе поверила! Я вернусь за остальными вещами днём, когда ты будешь на работе.
Из её глаз брызнули гневные слёзы.
– Постой! – Я преградил ей путь, – подожди! Я всё объясню…
– Не надо ничего объяснять! Мне всё понятно! Зачем тебе бывшая шлюха? Ты найдёшь себе другую, порядочную… Или, может, уже нашёл?
Упрёк, выплеснувшийся со дна неестественно-огромных зрачков, был невыносим. Но в тот же миг глянули на меня с потускневшего лица иные глаза, чёрные, как полночь, бесконечные, как Вселенная… Я осёкся, потому что в этот момент, действительно, подумал о Магдалин. Даже не подумал, а словно вдохнул воздух, напоённый тонким запахом неспелых олив, и воздух этот жарко всколыхнулся у меня внутри…
Не знаю, что прочла Магда на моём лице, но выражение её стало таким, словно застала меня в объятиях соперницы.
– Выходит, я права, – сказала она, выдавив жалкую прыгающую улыбку. – Видел бы ты себя сейчас. Кто же она? Впрочем, какая разница… Почему ты мне не сказал?
– Магда, послушай… Ты здесь не при чём. Та женщина в прошлом. В очень далёком прошлом…
– А я, значит, должна была стать заменой? Почему бы нет? Мне к этой роли не привыкать! А теперь хватит? Наигрался? Пусти, дай мне пройти.
– Ты не хочешь слушать! Почему ты не слышишь меня?! – Я почти кричал. Нет, не почти, я вправду кричал… Но она всё равно не слышала. Я не мог до неё докричаться. Или не хотел? Малодушно бросая девушку, так похожую на мечту, среди сокровенных горьких и сладостных воспоминаний, в которых быль и небыль переплетены столь крепко, что разделить невозможно…
За соседской дверью зашуршало, заскрипело. В приоткрывшейся щели блеснул любопытствующий глаз.
– Да иди же сюда! – Я силой втащил отчаянно упиравшуюся Магду обратно в коридор, несколько раз встряхнул за плечи. – Вспомни, ты должна вспомнить! Ты ведь тоже была там! Это была ты!
– Вспомнить – что?
– Иерусалим, лилии, снег?! Это было настоящее чудо! Я так тебя любил! Обещал вернуться и вернулся, проделав путь невероятный, невозможный! Как ты могла забыть?! Неужели ты не помнишь даже Равви?!
Широко распахнув глаза, Магда смотрела на меня настороженно, словно открывала что-то новое, незнакомое, пугающее.
– Кого?! Ты снова бредишь…
– Не смей говорить, что я схожу с ума! – сорвался я. – Со мной всё в порядке, дай объяснить!
– Пожалуйста, – проговорила Магда переменившимся голосом, словно плеснула ледяной водой из ковша, – позволь мне пройти. Не надо объяснений. Просто позволь уйти. Ладно?
Таким тоном в кинотриллере врач успокаивает опасного психа. Она решила, что я свихнулся. Возможно, она права…
Я посторонился. Магда прошла к лифту. Из квартиры напротив вышел припозднившийся сосед с ротвейлером на одном поводке и абрикосовым пуделем на другом. Ротвейлер дружелюбно вильнул мне хвостом и лизнул ладонь, пудель звонко гавкнул.
– А я женюсь, – радостно объявил сосед на моё краткое «Здрасьте».
– Поздравляю.
Сосед охватил взглядом меня и молчаливую насторожённую Магду с дорожной сумкой, осекшись, понимающе поскрёб гладко выбритый подбородок и шумно, сочувственно вздохнул.
Вернувшись на кухню, уже в одиночестве, я накатил-таки стопку, опрокинул, зажевал коркой чёрного хлеба. Но легче не стало. И когда я раздумывал, стоит ли повторить, за спиной раздался знакомый насмешливый голос:
– Так-так-так…
Проклятый ночной гость сидел на подоконнике, закинув ногу на ногу, и скалил зубы. Особенно омерзительно смотрелись два верхних клыка, выдающихся вперёд так, что верхняя губа вздымалась над ними, как у хищного зверя.
– Один из доблестных спасителей человечества надирается в одиночку, потому что никак не может решить, кого ему следует спасать в первую очередь – этот безумный мир, или самого себя. Жалкое зрелище!
Он спрыгнул на удивление бесшумно, направился прямиком к шкафчику, достал вторую стопку, напузырил и себе. С преувеличенной вежливостью поинтересовался:
– Хозяин не против?
Я молча прирос к табурету, ощутив, как ноги примерзают к полу, а по спине меж лопаток ужом проползает противный липкий холодок.
– Не бойся, я тебя не съем. – сказал он всё с той же отвратительной усмешкой и подмигнул. – Твоё здоровье.
И опрокинул рюмку в пасть. Смачно рыгнул. Завоняло какой-то дрянью.
– Дерьмо. Совсем испортился «Кристалл». Кругом одно ворьё.
– Разве тебе это не нравится? – Сорвалось с языка.
– Нравится, – охотно согласился незваный визитёр. – Но иногда раздражает. Уж слишком всё легко. Никаких усилий. Скучно. Гадость не в радость. – Он радостно улыбнулся: – Хорошо сказал, а?
– Запиши, – посоветовал я.
– Зачем? И так запомню. У меня прекрасная память. Совершенная. В отличие от вас. Это вы всё пишете, пишете, грамотеи недоделанные! – Откуда-то из недр своего плаща он достал Библию. – Вот, взял
