Он рассмеялся.
— Или — если вам так больше нравится — что стрелял в вас.
Он снова поднял свой бокал.
— Желаю вам долгой жизни, Эль Руссаим…
— Cheers,[71] — сказал Руссо, который не решался сделать ответный комплимент, чтобы не выглядеть как человек, говорящий о веревке в доме повешенного.
Он поднялся, чтобы уйти, и в этот самый миг человеку, которого он все сильнее подозревал в непомерных политических амбициях, позвонил посол Соединенных Штатов. За этим последовало несколько богатых событиями часов, в течение которых Руссо неоднократно благословлял запас виски у себя в желудке. Когда о его присутствии в кабинете начальника полиции сообщили послу, Руссо тоже удостоился небольшого разговора с Хендерсоном, — тот, казалось, находился в том состоянии эйфории, которое психиатры квалифицируют как гиперманиакальное. Руссо позднее спрашивал себя, не было ли общеизвестное спокойствие крупного специалиста по «сложным ситуациям» признаком безумия, которое, несмотря на явственные симптомы, так и не было замечено Госдепартаментом. Голос Хендерсона переполняли жизнерадостность и что-то вроде счастливого восхищения.
— Моя секретарша в состоянии шока… Думаю, мне придется отправить ее на родину… Да, у нее на коленях, мой дорогой… И, должно быть, у нее в сумке имелись и другие… Она запаслась льдом и ушла… В общем, такие вещи случаются…
Руссо шептал в трубку и бросал отчаянные взгляды на господина Дараина. Начальник полиции разговаривал по другому телефону.
— О, знаете, Руссо, я служил на Гаити при великом Дювалье,[72] так что… Вы не слушали сейчас радио? Генерал Амин[73] только что предупредил азиатов, еще находящихся в Уганде, что если они и дальше будут мазать лицо ваксой, чтобы сойти за черных в надежде избежать высылки, то будут сурово наказаны… [74] Официальное сообщение, старина… Это есть на «тиккере»[75] агентств… Это я вам просто так говорю, между делом… Самая прекрасная профессия в мире… Скажите мне, старина, вы не думаете, что этой девице платят? Я начинаю задаваться таким вопросом… То упорство, с котором она… Приходите к нам обедать. Это немного досадно, потому что он американский гражданин… Я не могу бесконечно хранить голову американского гражданина в морозильнике посольства… Так что жду вас к обеду… По простому, без церемоний!
Руссо повесил трубку. Господин Дараин упражнялся с носовым платком, лицо его было мертвенно- бледным. Руссо взял бутылку и прикончил ее, обойдясь без стакана.
— Вы уверены, что ей там ничего не угрожает?
— Это американский морозильник, — сказал господин Дараин, хрипловатым голосом.
— Я говорю о девушке, черт побери! — заорал Руссо.
— Она ничем не рискует, могу вас уверить. У меня там патрули на бронеавтомобилях, они постоянно сменяют друг друга вокруг оазиса… Прежде всего потому, что принц Али Рахман не совсем Маленький Принц Сент-Экзюпери, мой дорогой…
Руссо пропустил литературные аллюзии мимо ушей.
— Он находится в постоянном контакте с крупными шахирскими деятелями, и в случае мятежа…
Новое движение носовым платком по лбу. Восхищайтесь тонкостью моей кисти и запястий, подумал Руссо с растущей враждебностью. Он был почти уверен, что перед ним будущий «сильный человек» Персидского залива… А между тем чего-то не хватало… Что-то не вязалось в его рассуждении…
— А потому, если провокаторы убьют его, это станет для нас настоящей катастрофой…
— Кто эти «мы»? Правительство? Или ваши дружки?
Господин Дараин взял его под руку.
— Ну идите же… Стреляют со всех сторон, мой дорогой!
В полицейском участке квартала Бадр, где они оказались пятью минутами позже — Руссо отметил внушительное число крытых брезентом военных грузовиков, неподвижно стоявших вдоль дороги, — чета седовласых американских туристов кричала, стоя перед унтер-офицером, который бросил отчаянный взгляд на господина Дараина, не забыв при этом безупречно, на английский манер, отдать ему честь.
— Шестилетний ребенок, какой стыд! — гремел муж с возмущением, удвоившим свою силу, когда господин Дараин уведомил его, что отлично понимает по-английски и, следовательно, нет никакой надобности так орать. — Шестилетний ребенок! Он сидел перед гостиницей и предлагал туристам купить… человеческую
— И что, кто-нибудь купил? — с интересом спросил Руссо.
Они добрались до «Метрополя» за несколько минут, впереди них ехали мотоциклисты и выли сирены, что напомнило Руссо его безмятежные дни в Нью-Йорке. Господин Дараин застал мальчика с его «футбольным мячом», как тот упорно называл свою находку, в кабинете директора гостиницы, чье лицо было бледнее, чем лицо муллы Бухрани, главы религиозной оппозиции в хасанитском правительстве, которого Руссо тотчас же узнал по фотографиям. Господин Дараин воспользовался моментом, чтобы заключить директора гостиницы под стражу.
— Если ему что-нибудь известно, он заговорит! — заверил он Руссо, пока они мчались на скорости сто километров в час по дороге, ведущей к офису «Ассошиэйтед пресс», откуда непрерывно названивали по радиотелефону.
Руссо никак не прокомментировал это. Лучший способ удостовериться, что какой-либо тип будет молчать, это иметь его у себя под рукой в четырех стенах.
Представителем «Ассошиэйтед пресс» в Тевзе был седовласый индиец, пухлый и нервный, делавший отчаянные усилия, чтобы флегматично курить старую добрую трубку настоящих мужчин, которые в любых обстоятельствах сохраняют ясность ума.
— Позвольте сказать, что я сыт по горло вашим фольклором, — заявил он господину Дараину, как только увидел его на пороге.
Он наклонился, выпрямился и положил рядом со своей пишущей машинкой нечто, что ранее принадлежало господину Мирзе Насреддину, адвокату и одному из главных представителей шахирского меньшинства в парламенте. Руссо пересмотрел фотографии всех пассажиров «Дакоты» и отныне был уверен, что никогда их не забудет… Насреддин был личным советником принца Али Рахмана.
«Ассошиэйтед пресс» любовался произведенным эффектом. Он опирался локтями о стол, соединив кисти, при этом его пальцы упражнялись между собой в приемах кеча.
— Надо сказать всю правду и сказать ее немедленно! — кричал он. — В противном случае вы восстановите против себя все мировую общественность!
— Правительство сделает подробное заявление об истории с самолетом, как только соберет все факты, — ответствовал господин Дараин. — Как к вам попало…
Он легонько ткнул концом своей трости в нужном направлении.
— Вернулся после сиесты и нашел ее перед дверью своего кабинета! — прорычал АП.
— Успокойтесь.
— Я немедленно отправляю каблограмму со всей этой информацией! Ее здесь не знают разве что глухонемые и…
— Да будет вам известно, что начиная с этого момента вся телефонная и телеграфная связь с заграницей прервана, — проинформировал его господин Дараин, берясь за телефон.
— Чрезвычайное положение? И что означают все эти армейские грузовики во всех стратегических пунктах? Вы боитесь государственного переворота? Или вы его
— Если бы происходило нечто столь важное, я бы не терял времени с вами, — сказал господин Дараин. — Журналисты отныне должны передавать свои депеши через министерство внутренних дел. Это временная мера. Также должен вам заметить, что подразделения сил безопасности, находящиеся в моем ведении, даже не покинули мест дислокации… Это должно вас успокоить.
АП внимательно смотрел на него.
