благодаря своей бесхарактерной нежности не может справиться. Вы вспоминаете ее растерянный лепет на ваш взбешенный довод, что так нельзя же, лепет о том, что это еще ребенок, что он не виноват в своих нервах…
Вы машете отчаянно рукой, и я вас от души поздравляю, если при этом вы не готовы даже пожалеть о высшем образовании вашей жены, о той академии в вашей семье, о которой вы сами так мечтали, если вдруг образ вашей бабушки без всякого образования, но решительной женщины, ярко не встанет перед вами».
В Архиве А. М. Горького хранится машинопись «Исповеди отца» с незначительной правкой Гарина.
В настоящем томе «Исповедь отца» печатается по журнальному тексту, сверенному с этой машинописью и предшествующими публикациями.
Старый холостяк*
Впервые — в газете «Камско-Волжский край», 1896, № 52, 22 февраля.
Двадцать девятого февраля того же года рассказ был перепечатан в газете «Самарский вестник» (№ 47). Во фразе «что не в силах буду себя побороть» (стр. 48) выпущено слово «будр; отсутствует идущая после слов „непреклонным взглядом“ (стр. 51) фраза: „—Все кончено!“ — сказали ее глаза, и две слезы тихо покатились по ее лицу», — что вероятнее всего является ошибкой этой публикации.
В настоящем томе рассказ печатается по тексту газеты «Камско-Волжский край».
Ревекка*
Впервые — в газете «Самарский вестник», 1896, № 273, 25 декабря, с подзаголовком
Рассказ представляет разработку темы, намеченной в ранней редакции «Студентов» (1895), где начало «Ревекки» приводится как произведение, написанное одним из персонажей этой повести (см. прим. к «Студентам», т. 2, стр. 546, 547).
При включении рассказа в сборник «Ссыльным и заключенным» (вышедший в свет после смерти писателя, Спб. 1907), автор значительно сократил его и стилистически исправил. Сняты главы V–IX (после слов «страстно ответил Антоний», стр. 63), в которых рассказывалось о первых счастливых днях совместной жизни Ревекки и Антония, о рождении у нее сына, об оскудении таланта Антония и смерти ребенка, об измене Антония и о попытках Ревекки покончить с собой.
В Архиве А. М. Горького хранится машинопись рассказа (воспроизводящая текст сборника), правленая Гариным: сделаны небольшие сокращения, стилистическая правка, цифровые обозначения глав заменены пробелами, изменено посвящение.
Машинопись эта (как и некоторые другие материалы Гарина) находилась ранее в Архиве К. П. Пятницкого, директора-распорядителя издательства т-ва «Знание». Однако публикация рассказа в собр. соч. изд. «Знание» (т. V, 1908) не отражает этой правки, а воспроизводит (без подзаголовка) текст сборника, то есть более ранний. Не исключено, что материалы эти поступили к Пятницкому после выхода пятого тема.
В настоящем томе рассказ печатается по машинописи, правленой автором (Архив А. М. Горького).
Жизнь и смерть*
Известна публикация рассказа в собр. соч. изд. Маркса (т. VIII, 1916), где он датирован 1896 годом. Речь в нем идет о реальном лице — земском враче Константине Ивановиче Колпине из села Липовки, Самарского уезда (см. К. А. Селиванов, Русские писатели в Самаре и Самарской губернии, Куйбышев, 1953, стр. 77); это подтверждается также письмом Н. В. Михайловской.
«…был у нас Липовский врач, — писала она Иванчину-Писареву, — и рассказывал, что в Липовке холера свирепствует с ужасной силой. „Просто руки опускаются, — говорит Колпин, — какое лечение ни применяй, все умирают!“» (Письмо от 27 сентября 1892 года. ИР ЛИ).
Два мгновения*
Впервые — в газете «Самарский вестник», 1897, № 1,1 января. Как явствует из воспоминаний Н. В. Михайловской, в рассказе «Два мгновения» описаны случаи, происшедшие с Гариным во время пребывания в Батуме, в 1881–1882 годах, «когда ему пришлось стать лицом к лицу со смертью, и… он в обоих случаях совершенно различно отнесся к грозившей ему опасности». «Первый случай, — сообщает она. — После целой недели работы на линии Николай Георгиевич и его сотрудники собрались ехать к семьям в Батум. Кратчайшая дорога от Цихисдзири, где они работали, до Батума — была морем, всего верст семь, а берегом верст пятнадцать. Лошади, чтоб ехать в город, были поданы, когда подъехал грек на лодке и предложил под парусами довезти их до Батума в четверть часа. Согласились и поехали. Вдруг налетел шквал и всем ехавшим грозила гибель. Николай Георгиевич в эти минуты пережил страх за свою жизнь и ужас сознания, что он бессилен бороться с ним.
Через несколько дней, — продолжает Н. В. Михайловская, — был второй случай. Там же, в Цихнсдзири, Николай Георгиевич со своими рабочими завтракал на вершине горы и смотрел на плывущий по морю плот с четырьмя турками. Опять налетел шквал и разбил плот, а четыре турка оказались в море. Николай Георгиевич, заметив приставшую к берегу лодку, бросился к ней и с двумя рабочими поплыл спасать турок. Опасность была так же велика, как и в первый раз, но при этом риске для других — страха уже не было.
…Все четыре турка были спасены и на следующий день пришли к нам благодарить Николая Георгиевича. Они низко кланялись, прикладывая ладонь ко лбу и сердцу, и просили принять от них курицу, яйца и домашние сладости. Сказать они ничего не могли, не зная русского языка, но их сияющие счастьем лица были красноречивее всяких слов». Далее Михайловская вспоминает:
«Недели через две Николай Георгиевич, задержавшись дольше обыкновенного на работах,