Дежурный по полигону ничего понять не успел. Бригадный УАЗик влетел на территорию. Из него выскочил взмыленный майор и побежал в сторону КПП.
— Глебыч, что случилось? — Прапорщик Андрушко майора Пчелинцева знал давно, и никогда его таким не видел.
— Саня, потом! — Отмахнулся от него майор. — Связь есть?
— Труба глючит со страшной силой, а проводная час назад в норме была...
— Спасибо. — Майор уже накручивал «тапик», зажав трубку плечом. — Сейчас батальон подойдет, ребятам мозг не сношай, с бумагами разберемся. Да, Саш, просьба еще. Выскочи, бандерлогам моим скажи, чтобы сразу в закрытый тир трамбовались. Все сразу. Потом объясню все. Да, гребанные связюки, пнем их об сову да на глобус, любить их в антенну роликовую! — заорал вдруг Пчелинцев.
— Да как скажешь, мне-то, что, сам понимаешь. — Не стал спорить прапорщик.
Майор пытался достучаться до бригады. А в ворота полигона уже начала втягиваться вторая рота...
— «Кипарис» на связи! — Откликнулась наконец-то бригада голосом сержанта Сидорчука.
— Ярый, здрав будь! На Командора выведи. Срочно!
— Легко! С те... — В трубке зашипело так громко, что Пчелинцев отдернул даже трубку от уха. — Майор! — Закричал Сидорчук. — Война! Пинде...
И связь с бригадой оборвалась.
Пчелинцев кинул трубку на стол и выскочил из помещения КПП.
— Вспышка сзади! Бегом!!! — И сам, подавая пример, растянулся за невысоким бордюром.
Хорошо, что сейчас третья рота заходила. С которой майор ушел всего несколько месяцев назад. Его рота. Родная и любимая. Во все отверстия любимая. И привычная к тому, что нельзя игнорировать приказы Владимира Глебовича, а надо их исполнять и как можно быстрее. Любой ценой.
Солдаты попадали в пыль мгновенно, лишь на доли секунды замешкавшись, плюхнулись сержанты. Только офицеры так и остались истуканами на дороге. Их-то, ударной волной и снесло, кинув с размаху на несколько метров.
Над головой прошелестела раскаленная волна. Кто-то из солдат не выдержал, вскочил и побежал. Пока не нахватался легкими перегретого воздуха и не упал, судорожно забившись.
Не поднимая головы от земли, майор прохрипел: — В канаву! Ползком! Или ждать!
Ждать долго не пришлось. Через полминуты все повторилось. Снова пронесся над залегшей ротой поток твердого воздуха, и снова окатило жаром.
Майор с трудом поднялся, машинально отряхнув испачканный пылью камуфляж.
— Рота! — Солдаты зашевелились. — Слушай мою команду! — Сорванное горло не давало проорать так, чтобы услышали и те, кого от удара закрыл крутой склон балки, на дне которой располагалась длинная коробка пистолетного тира. Но это не страшно. Можно и повторить.
— Две минуты! Построиться! — надсаживался майор. А рота спешно вскакивала, отряхивалась и становилась в привычное место в строю. Пчелинцев сейчас нарушал все мыслимые и немыслимые параграфы. Нужно было подразделение рассредоточить, по возможности укрыть за складками местности, замаскироваться... Вот только рассчитаны те уставы и инструкции на железобетонных строителей коммунизма, а не на нынешних пацанов, из которых военкоматы бракуют каждого третьего.
Вот и приходиться тратить драгоценные секунды и, сначала наводить порядок, а только потом выполнять предначертанное строгой буквой приказа.
Рота выстроилась удивительно быстро и замерла в ожидании. Только косились в сторону бригады, над которой медленно рассыпался огромный страшный «гриб» взрыва... Лежать остались только хватанувший гари рядовой и два взводных, да вяло тряс головой, сидя на корточках, явно контуженный ротный.
— Фельдшера — оказать помощь пострадавшим. Соловьев, твои в помощь! Занести на КаПэ, дальше по обстановке! — тут же из строя выбежали три санинструктора, и несколько солдат из первого взвода бросившихся к офицерам. Спасало, что хоть один из фельдшеров прошел Чечню и знал, что делать...
— Остальные — бегом марш в «пистолетку». Через десять минут построение — доведу обстановку! Андрушко, ко мне!
Обалдевший от круговорота событий прапорщик протолкался сквозь бегущих солдат.
— Звиздец какой-то, Глебыч, что за ерунда-то?
— Это не ерунда. Это люминевый самолет уронил на нас ядрену бомбу. И настает большой звиздец.
— Не гони... — Начал бледнеть прапор. — Какая бомба? Зарплата ведь завтра. Мне алименты платить...
— Пиндец твоей зарплате! — сорвался майор. — И тебе пиндец! И алиментам твоим! На спине крокодила нарисую! Потому что придурок! Мы щас радиацию хватаем как чернобыльцы, а ты тормозишь хуже эстонца. У тебя дозиметр есть?
— Да был где-то... — Растерянно ответил Андрушко.
— Вот и ищи быстро. Найдешь — пробей сколько, и доложи. Выполнять! — Рявкнул Пчелинцев на дежурного.
Когда прапорщик скрылся на КПП, майор подошел к УАЗику и устало присел на бампер. Пара минут есть. Надо попробовать прийти в себя. Очень хотелось застрелиться. Но нельзя. Можно только идти, и пытаться объяснить плотно набитому в тесный пистолетный тир батальону, что началась Война. А может и кончилась уже. И от бригады остались только они. И их автоматы.
— Деда, лассказывай дайше! Ты лассказывай, а сто не успеес, пока я усну, завтла лассказес...
Самое главное — сказать самому себе «Все. Встал и пошел!» Пчелинцев тяжело оторвался от бампера УАЗика и похромал к тиру. Странно. Вроде бы ничего ногой не задевал, а болит. Зашиб, наверное, когда падал. Или боишься ты, майор, к своим людям идти и выдумываешь всякие глупости.
В плотно набитой коробке «пистолетки» было душно. Снаружи жара — и тут надышали. Триста с лишним человек, о каком-либо построении и речи быть не могло. Так, сбились поплотнее, да в центре что- то типа просвета оставили. Тебе, майор, оставили, не отмажешься.
Пчелинцев молчал. Молчали и солдаты. Все понимали, что это не учения. А намного серьезнее. Кое- кто уже и до истины дошел, по глазам видно было.
— Товарищи... — наскоро придуманные слова мгновенно вылетели из головы. Комбат замолк на мгновение. Но, решился. Как перед прыжком в воду. Или с парашютом. — Короче, бойцы! Сиськи мять не буду. Война.
— Мля... — прошелестело по задним рядам. Передние продолжали молчать. Поедая майора глазами.
— Вот именно! А кто еще раз перебьет — тому хребет перебью. Ферштейн?!
— Так точно! — Ответили из рядов, хихикнув при этом. Понятно, Лисов выкаблучивается. Дембель херов.
— Вот и замечательно. Продолжаю, мучачи и амиги. — Пчелинцев, как обычно с ним и бывало — начал раскачиваться на носках. В такт речи. — Война. Кто с кем — не знаю, но без пиндосов никак не обошлось. Надеюсь, и мы в долгу не остались. А посему...
К майору подбежал Андрушко, сжимая в потных руках старый, советский еще ДП-12. И что-то зашептал Пчелинцеву.
— Благодарю за службу, товарищ кусок! — Вскинул ладонь к берету комбат. И снова обратился к бойцам. — ...А посему — могу обрадовать. Замполита с особистом скорее всего размазало. Но, свинцовые трусы носить не будем! Радиация в норме! Ну, почти! Отставить радости и прочую гомостятину! — оборвал комбат начавшийся галдеж. — Или забыли, урюки, кто страшнее радиации?! Так напомню!
