— Вот в этом и заключается вечная проблема российской интеллегенции, — вздохнул Андрей. — Ладно, подумаем, что делать с таким декадентом.
Терентьевым оказался тот самый вчерашний лейтенант. Сейчас, в спокойной обстановке, Боря сумел уверенно опознать две маленькие звездочки на нагрудном «погоне». Тренировку лейтенант начал просто. — Защищайся! — и тут же обрушив на ученика град ударов. В отличие от вчерашнего дня, Юринов не успевал ничего. Куда там проводить подсечку или отвечать... Даже уходить или отмахиваться не успевал. Почти каждый удар рукопашника достигал цели. К моменту, когда тот остановился, Боря не знал, остался ли у него хоть один непобитый кусочек тела. А ведь лейтенант явно сдерживал удары...
— Слушай сюда, — сказал Терентьев. — Для обычного «салаги» ты не плох. Есть моменты интересные. Но Коротков, по всем раскладам, из тебя котлету сделал бы. Тем более что ты не бил. Почему, кстати?
— Не могу человека ударить.
— Плохо. Но бог с ним. Еще попробуем?
Тело в ответ только заныло сильнее...
— Давайте...
Что-то сломалось. Или появилось. Или лейтенант что-то делал не так... Но лицо его вдруг превратилось в оскаленную маску из снов?
— Хватит! — заорал вдруг Урусов и вклинился между разошедшимися не на шутку поединщиками...
— Уже лучше. — выдохнул Тереньтьев и склонился в карикатурном поклоне. — Если бы еще кое-кто бил...
— Я бил, — вдруг вмешался Борис.
— Что бил? — переспросил Терентьев.
— Я Вас бил. Не сдерживаясь. Если бы Вы не уклонялись, я мог попасть. Я сумел ударить человека. И убить, значит, тоже смогу!
Урусов зло сплюнул:
— Кто о чем, а вшивый о бане! Бить и убивать — две охренительно большие разницы, как говорят жители жемчужины у моря, дай Боги Дюку вечных лет... Только не пойму, как учить. Нету проверенных методик. Особенно, для шахматистов. Серег, ты как его бить себя заставил?
— Сымитировал, что озверел и буду убивать. Вот он подсознательно и среагировал.
— Не, со стволом в такие штуки я не играю. Хлопнет подсознательно и усе. Хоть в расстрельную команду его ставь, как бандитов кончать будут... Так не выстрелит ни фига...
— А почему?... — снова попытался влезть Боря, но был грубо оборван Урусовым:
— По кочану. Курсант, слушай мою команду! Бегом до душа, приводить себя в порядок, а после обеда в оружейку. АК изучать будешь.
— Ще не з такых москалив, справжню людину робылы! Головне — пыздыты частиш!– проводил убежавшего Юринова Андрей.
-Чего-чего? — засмеялся Терентьев.
— Да так, теория эволюции в переводе на хохломову.
Многострадальный бульдозер просто притягивал приключения на Лехину больную голову. Две стоящие «шишиги» они заметили издалека. «Шишиги» были лагерные, точнее трофейные, а суетившиеся перед ними люди — лагерными, так что большого беспокойства у Лехи картина не вызвала.
Причина суеты была банальна, хоть и неожиданна: обвалился правый откос дороги. Завал был не то, чтобы большой, но для «газонов» непроходимый. Народ, уже привыкший решать проблемы в лоб и без лишней лени, собрался расчищать путь всеми пятью имеющимися лопатами, оптимистично надеясь справиться за пару часов.
Тем не менее, появление бульдозера восприняли с энтузиазмом.
«Шишиги» откатили назад до широкого места, сняли с брони «пехоту», и «танк» показал, на что он способен. Результат пяти минут работы впечатлил даже самого Леху.
— Надо бульдозер окрестить, — произнес он, когда «пехота» вернулась на броню, поскольку места в «шишигах» не оказалось совсем, и вся колонна двинулась дальше.
— Что значит окрестить?
— Имя дать!
— Раз танк — значит «Тигр».
— Не, ассоциации плохие.
— Раз тигр — значит «Пушьистик».
— «Пушистик»? А что? Вполне! Зато никто не догадается! Будет «Пушистик».
Видимо, именно нежного имени и не хватало стотонному монстру, чтобы перестать пополнять список неприятностей. Дальнейшая дорога до лагеря прошла спокойно и как-то буднично. Даже в ворота лагеря Леха умудрился вписаться, не повредив стойки.
Гордо прогромыхав мимо стоящего с открытым ртом Акрама, он остановил «Пушистика» перед балком спасателей и, выскочив из кабины, отрапортовал удивленному Виктору:
— Товарищ главнокомандующий! Рядовой Верин вверенную технику доставил! А еще в Имате группу малолеток подцепил! Ни х.. — он покосился на Лайму, — ...чего не знают! Вы уж им объясните! А мы в душ!
— Валите, товарищи гвардейцы, — пробурчал Виктор. — Потом расскажете!
— Что рассказать? Как душ принимали? — невинно уточнила Лайма.
— Где бульдозер сперли! — рявкнул Виктор. — Про душ и ваши отношения ты мне ничего принципиально нового сказать не можешь!
— Вы уверены? — спросил Леха.
— У Вас на мордах всё написано! Валите, валите. Во втором домике горячая вода есть. Если вместе пойдете, и будете только мыться, может даже хватит...
После тренировки Боря сидел в казарме, пытаясь привести мысли в порядок. Как-то непонятно всё это было. Оказывается, он помнит папину науку. Ну, это ладно, все-таки лет пять интенсивных тренировок, хоть и давно, но зато в возрасте, когда всё запоминается самым лучшим образом. Но бил же Терентьева. Четко бил. Стараясь, если не убить, то хотя бы вывести из строя. Нет, не так. Просто дрался, ни на мгновение, не задумываясь над тем, что и как делает. И получалось неплохо. В конце схватки не хуже, наверное, чем у лейтенанта...
Нет, товарищ гроссмейстер, это ты зазнался! Притом — крепко. Один раз что-то получилось, а гонору уже на сто человек будет. Вот сможешь сейчас подойти и ударить кого-нибудь из ребят? Не сможешь. И не только потому, что это идиотизм и не поймут. Просто не сможешь. Так что радоваться рано. Надо идти учиться. Кстати, пора идти автомат изучать. Сборку-разборку...
Боря поднялся, но выйти из казармы, где его поселили вместе со срочниками, не успел. Ввалившийся капитан Сундуков окинул всех присутствующих взглядом и произнес:
— Так орлы и соколы! Сегодня вечером бандюков кончать будем. Нужны добровольцы в расстрельную команду. Сами отзоветесь или назначим?
«Орлы» большого энтузиазма не проявили. Малого тоже. Все мялись и отводили глаза. Бедолага Поляков, уже прошедший «школу гестапо», трусливо спрятался в задних рядах.
Мысли бешено завертелись в Бориной голове... «...Андрей говорил про расстрельную команду... Надо учится убивать... Но стрелять в живых людей?.. А как еще учиться?.. Не научусь — не дойду... Смогу выстрелить?.. Не знаю... и не узнаю... Надо пробовать...»
— А мне можно? — голос прозвучал неожиданно глухо.
— А тебе зачем? — удивился ротный-два.
