ГИТЛЕР, Inc.Как Британия и США создавали Третий рейх

Что в действительности произошло во время наступления на реке Марне, в ходе которого, как утверждали, фон Мольтке по­терял разум и было нарушено сообщение и согласованность действий между несколькими корпусами безупречной во всем остальном немецкой военной машины, остается тайной. Но по той или иной причине Германия встретила ошеломляющее, оказавшееся неожиданно очень сильным сопротивление про­тивника, столкнувшись с невозможностью — в условиях совре­менной индустриальной войны — выполнить план Шлиффена так быстро, как рассчитывали.

Германское продвижение на Западе остановилось, и в тече­ние следующих нескольких месяцев французы пытались вытес­нить немцев с их позиций. Ни одна сторона не могла сдвинуться с места из-за встречного огня противника. Череда бесплодных попыток обойти фронт с флангов привела лишь к его растягива­нию от Ла-Манша до Швейцарии. Несмотря на миллионные по­тери, эта линия, протянувшаяся от моря до гор по прекрасному лицу Франции, оставалась почти неизменной на протяжении бо­лее трех лет (56).

Зажатая между клином окопной войны на Западе и удуша­ющей морской блокадой — которой Британия окружила рейх, включая в нарушение международных конвенций даже выходы в нейтральные воды — Германия тем не менее изо всех сил пыта­лась вырваться. Но ни германское сопротивление на сухопут­ном фронте, ни неограниченная подводная война не смогли ос­лабить осаду.

Что же касается Восточного фронта, то в конце лета 1914 го­да дела здесь шли не блестяще — фронт был прорван.

Генерал Гинденбург был «отставным офицером, чьим основ­ным занятием было сидение за мраморным столиком уличного кафе в Гамбурге, где он брызгал пивом на стол и любовался обра­зовавшимися лужицами». «К удивлению молодых немецких офи­церов, считавших его выжившим из ума стариком, он объяснил им, что лужицы — это Мазурские болота, в которых он намерен утопить врага, если ему посчастливится командовать в том райо­не армией» (57). Когда началась война, он изъявил желание слу­ жить в армии, но получил отказ. Но все же ему повезло, когда ставка верховного командования внезапно призвала его на служ­бу, учитывая его глубокое знание территории, на которой сейчас шли бои с русскими.

Гинденбург быстро изменил ход военных действий в пользу немцев; вместе с Людендорфом, которого Мольтке отправил из Бельгии в Восточную Пруссию (ныне северо-восточная Поль­ша), чтобы способствовать немецкому контрнаступлению, он 8-15 сентября перенес сражение в район Мазурских болот, и по­следние этапы битвы происходили уже на русской территории.

Каким генералам — немецким или русским (первым в связи с их прозорливостью, вторым в связи с их некомпетентно­стью) — следует приписать честь этой победы (56), совершенно не важно, в свете несомненных немецких успехов на Восточном фронте в течение всего 1915 года. Хотя фронт окончательно не рухнул, немецкое наступление так сильно встревожило русских, что царь Николай II принял на себя обязанности верховного главнокомандующего вооруженными силами.

Немцы были весьма польщены таким паническим решением.

В июне 1916 года русский генерал Брусилов, ставший героем после разгрома австро-венгерских армий в Галиции в начале войны, предпринял наступление на запад от румынской грани­цы. На этот раз это тоже было массированное наступление на австро-германские силы. После трех месяцев жестоких боев ис­ход сражения окончательно решен не был, однако потери были неслыханными: австрийцы и немцы потеряли 600 тыс. человек, русские — больше 1 миллиона.

Призвание Ленина

В 1916 году русские правители, внезапно опомнившись, задали себе простой вопрос: какую выгоду они от всего этого получат? Какая польза от вражды с Германией? Не в том ли только она со­стоит, что России удастся преподать Австро-Венгрии урок, вы­теснив ее с восточноевропейских и балканских рубежей, кон­ троль над которыми Австрия и Россия издавна оспаривали друг у друга? Стоило ли добиваться этого такой ценой?

Британия могла утверждать, что сражается за империю, Франция — за свою честь, Германия — за выживание, но что мо­жет сказать Россия в оправдание такого немыслимого холокоста? В Лондоне уже давно предвидели и опасались, что эти мрач­ные мысли начнут обуревать русских довольно скоро; в качест­ве приманки британцы пообещали царю отдать России после войны Константинополь и проливы (которые, впрочем, для этого надо было отобрать у Турции) — правда, в Петербурге также быстро заподозрили, что это не более чем пустые посу­лы, как оно в действительности и оказалось.

1916 год — несмотря на людские потери и возобновившиеся волнения и беспорядки в тылу (на фоне голода и усилившейся политической агитации) — не стал годом катастрофических не­удач русской армии; по этой причине Россия — с позиции своей пока сохраненной силы — могла начать с Германией переговоры о сепаратном мире. Распутин явно хотел мира, а раз так, то ми­ра хотела и царица, которая в отсутствие супруга, находившего­ся на фронте, занималась внутренними делами России.

По стране начали циркулировать упорные слухи, что Алек­сандра, будучи «немкой» (ее мать Алиса была дочерью королевы Виктории и супругой герцога гессенского Людвига IV), ведет тайные переговоры с немцами, чтобы сдать Россию врагу. «До­лой немку! — кричали толпы (59). Но царица была втянута в со­ вершенно иные дела. «Вполне вероятно, что она [Александра] стала послушным орудием в руках людей, которые желали бы за­ключить с Германией сепаратный мир» (60), и Британия надеж­но позаботилась о том, чтобы такие «люди» немедленно прекра­тили свою деятельность.

В декабре 1916 года группа заговорщиков — повесы голубых кровей и бюрократы с сомнительной репутацией — заманила Распутина на пирушку с танцами, песнями и увеселениями. В самый разгар веселья целитель хлебнул отравленного питья, яда в котором хватило бы на то, чтобы отравить насмерть це­лый полк. Прежде чем оставшийся невредимым Распутин ус­пел вернуться к развлечениям, отпрыск одного из самых влия­тельных аристократических семейств князь Феликс Юсупов принялся стрелять в целителя из револьвера, резать ножом и бить. Он делал это с яростью, приведшей в оцепенение даже его сообщников. После этого тело еще дышащего Распутина бросили в ледяную воду канала. Юсупов — трансвестит с двена­дцатилетнего возраста, завсегдатай публичных домов, дерзкий и неразборчивый развратник — к 1916 году убедился в том, что своими магнетическими способностями Распутин оказывает пагубное влияние на царицу, что может привести Россию к ги­бели.

1 февраля 1916 года «Дэйли мейл» присоединила свой голос к ликующим воплям российской толпы, радовавшейся смерти колдуна (61).

Незадолго до смерти Распутин пророчествовал Романовым: «Если я умру или вы меня оставите, то потеряете за полгода и сына и трон» (62).

Теперь о военных долгах: в 1916-1917 годах Россия была должна Британии сумму, равнявшуюся приблизительно трети годового дохода Российской империи (63), и это было больше того, что Британия была должна Соединенным Штатам. Франции Россия была должна приблизительно в два раза меньше, чем Британии. Нетрудно понять, какая сторона гре­ла руки на русских бедствиях — такой стороной была Брита­ ния. Но к тому времени вопрос об участии России в войне ре­шал не царь и даже не Распутин: приказы исходили из британского казначейства (64). В России тогда говорили, что «Англия и Франция готовы воевать до последнего русского солдата» (65).

12 января 1917 года лорд Джордж Бьюкенен, британский по­сол в Петербурге, был принят царем, который проинформиро­вал дипломата о том, что вскоре ожидаются «последние, реша­ющие мирные переговоры». Бьюкенен на это возразил, что России следует действовать в унисон с британским правитель­ ством и ввести в состав кабинета министров «умеренных ле­вых», чтобы убить этим сразу двух зайцев: сгладить народное недовольство и усмирить волнения и продолжить наступление на Германию. Царь, очевидно, не понял намека и продолжал упорствовать в своем намерении искать мира с Вильгельмом. Скрывая угрозу, Бьюкенен вскользь упомянул о возможности революции, а также намекнул на то, что за неделю знал о гото­вившемся на Распутина покушении. Николай не внял преду­преждению (66). Подобно своим германским коллегам, он не представлял себе, насколько велика решимость Британии ни под каким видом не допустить диалога между Россией и Герма­нией.

Британский посол в России оказался ключевой фигурой в комбинации, предусматривавшей свержение цар51, если у него не хватит решимости продолжать борьбу с Германией... Для этой цели он собрал группу