– А ну заткнись! – рявкнул старик. И кивнул бородатому депутату.
Тот понял команду однозначно. Светлов вскрикнул, принимая полновесный удар, потом еще один; рванулся, пытаясь защититься хоть как-то, сжаться, прикрыть плечами голову. Удары сыпались градом. Александр застонал как можно жалобнее, вытянулся, расслабился – изображая потерю сознания.
Голос старика доносился словно сквозь толстый слой ваты:
– Хорош, Серега… Выйди, Толян – дохни воздуха свежего. Эк он те голову задурил… А ты, соколик, кончай комедию ломать, не барыня кисельная, чтоб от пары плюх сомлеть.
Толян вышел и с кем-то негромко заговорил снаружи. Светлов подумал, что Казимир предусмотрел всё – и шансов не осталось бы даже с развязанными руками. Даже с лопатой в них.
– Подними его, Серега, – снова заговорил старик. – И придержи. Есть у меня вопрос до соколика. Дис- ку-си-он-ный.
Бородач рывком поставил Светлова на ноги, – тот открыл глаза, изображать потерю сознания и дальше не имело смысла.
На улице уже рассвело. За приоткрытой дверью клубился туман – холодный и вязкий.
Старик стоял рядом и рассматривал Светлова в упор. Сказал негромко и удовлетворенно:
– Не обманули глаза-то меня… Не потерял еще нюх старый Казимир… Не потерял…
О чем он бормочет? Светлов не мог взять в толк, на чем прокололся. И речь у Новацкого странная, то неграмотная, то «дискуссионный»…
– Я вам не нужен, понимаете? Совсем не нужен. Вы должны меня отпустить… – тихо сказал, почти прошептал Светлов. Попыткой суггестии его слова считаться никак не могли…
Его грубо встряхнули, бок взорвался болью.
– Ты, соколик, лучше брось свои штучки. Не катит со мной номер, понял? Расскажи-ка мне вот что, – старик пожевал губами, – это ты один такой или теперича всех вас учат головы людям морочить?
– Я не…
Светлов замолчал. Старик, очевидно, уловил попытки внушения. Интересно, как? И что это означает? Самоучка, талант-самородок? Или за спиной у него организация, знакомая с боевой суггестией? Какая? Почему суб-аналитику Светлову хотя бы не намекнули о возможности ее существования?
Неужели Контора его подставила? Предала?
Казимир, не дождавшись продолжения фразы, заговорил сам:
– Что «не»? Кто бабе глаза отводил? Не ты будто?
– Не понимаю… о чем вы говорите, – отозвался Светлов еле слышно.
– Вижу я, как ты не понимаешь, аж взопрел весь… ин-кви-зи-тор.
Последнее слово Новацкий произнес раздельно, по слогам – и с издевкой.
Точно! Его подставили! «Новая Инквизиция – самая законспирированная организация современной России…» Как же… Неграмотные старики в псковской глубинке – и те знают о ее существовании… Или случайность? Просто-напросто старик любит вставлять в речь мудреные иностранные слова – и случайно назвал именно так охотника за русалками?
– Какой еще инк… – начал Светлов и вновь осекся. Легкая, словно предупреждающая боль кольнула в груди, слева. Он похолодел. Гипноблок… Прямо ему не говорили, но Ковалев как-то намекнул: провалившийся или изменивший агент ничего
Страх накатил липкой волной. Западня. Выхода нет. Молчать – убьют и зароют в лесу или утопят в озере. Заговорить – и сердечный приступ оборвет его жизнь через пару слов. Зато быстро, почти безболезненно. Милосердно…
Но почему, почему?! Почему в этой дикой ситуации оказался он, Светлов?! Почему весь выбор остался лишь между смертями – мучительной и безболезненной? Ведь он не супермен, и никогда им не был, и не хотел быть, жил себе тихо, никого не трогал, регистрировал фирмы, любил девушек… Так нет, пришли, задурили голову, поманили призраком силы, призраком тайной власти над людьми… поставили в свой ублюдочный строй, заставили присягнуть ублюдочному знамени… И послали на убой. На верную смерть. Его, Сашу Светлова…
Остается последний шанс. Крохотный. Мизерный. Соврать, ни словом не помянув про Контору – но соврать так убедительно, чтобы ему поверили. И не просто поверили, но и побоялись его тронуть.
Он заговорил, вновь глядя в глаза Новацкому, заговорил уверенно и твердо, – насколько был способен в сложившейся ситуации:
– Я сотрудник ФСБ, капитан Светлов. Ваши выпускницы…
Казимир впервые ударил его сам, по скуле, – деревяшкой, которую держал в руке. Несильно ударил, с какой-то нарочитой ленцой. На лице старика читалось презрение.
Затем поднес деревяшку к лицу Светлова. Больше всего она напоминала коротенький кол, вытесанный из круглого березового полешка. Так вот что за стук доносился в сарай на рассвете… Но для чего сделан этот странный предмет? Хотя нет, лучше не знать, лучше даже не пытаться угадать…
Старик сказал, словно прочитав его мысли:
– Знаешь, соколик, чё эт?такое? Да откуда тебе, коняшек-то небось тока в телевизоре и видал… А вот в старое время коняшка хрестьянина и кормила, и поила: околеет али сведут со двора – и пропадай мужик со всем семейством. А шушеры вроде тебя всегда вокруг много шаталось… Так вот: ежли конокрада в те времена споймают, разговор с ним не долгий был. Станового не кликали – заколотят в зад колышек такой вот, да и отпустят: иди, дескать, дальше воруй. Долго, соколик, с этакой штукой в кишках помирать
