Горе, которая, согласно диким слухам, ходившим по крепости-монастырю, была теперь в осаде.
Мальчики собрались на полдник, чтобы обсудить военное положение против Рыцарей Люпуса, и оплакать свой статус оруженосцев, а соответственно, и исключение из борьбы.
– Я слышал, что они начали жечь собственные поселения, чтобы рыцари Ордена не могли их захватить, – сказал Илиаф.
– Это правда, – сказал Аттий. – Я слышал, как магистр Рамиил говорил об этом Сар Гадариилу вчера.
– Почему они делают это? – спросил Немиил. – Это же глупо.
– Я не знаю, – сказал Аттий. – Это только то, что я услышал.
– Возможно, они доказывают своими действиями, что они – не более, чем ренегаты-предатели, и каждый миг их длительного существования – пятно на чести Калибана.
– Очень нелестная оценка, тебе не кажется? – сказал Захариил.
– Ой ли? – сказал Немиил. – Тогда почему Орден поставил себе задачу завершить их существование?
– Может прекратим этот спор на мгновение и подумаем, а что, если, возможно, только возможно, Лорд Сартана говорил правду? – спросил Захариил. – Может, мы действительно нарушали данное нами слово, не оставив их земли в покое?
– Это приходило мне на ум, – сказал Немиил, – но действительно ли это имеет значение теперь?
– А что тогда имеет значение? – повторил Захариил. – Оно имеет значение, потому, что мы могли начать войну под ложными причинами, что мы разработали кампанию, служащую для достижения собственных целей? Это не волнует никого из вас?
Удивленные лица были ему ответом, и он помотал головой, увидев их реакцию.
Немиил склонился над столом и сказал:
– История пишется победителями, Захариил, и одной из многих горьких пилюль, которые проигравшая сторона должна проглотить в любой войне, будет тот факт, что их жертвы были напрасными. Речь Сартаны о Льве, возможно, была грубой, местами даже чистой ложью, но летописцы Ордена, вероятно, никогда не сделают об этом запись, даже если она и была правдивой, не так ли?
– А летописцы Рыцарей Люпуса?
– Уверен, что они погибнут вместе с остальными при осаде их крепости.
– Как ты можешь настолько настолько радоваться этому, Немиил? – спросил Захариил. – Мы ведь говорим об убийстве наших собратьев, рыцарей.
Немиил покачал головой.
– Нет, мы говорим об убийстве наших врагов. Являются они собратьями рыцарями, или нет, несущественно. Какими бы ни были наши права или заблуждения насчет этого, в горниле войны все скоро забудут о причинах войны с Рыцарями Люпуса. Даже сама война не задержится в памяти надолго.
– Это трагично, – сказал Захариил.
– Таковой есть трагедия человеческого бытия, – сказал Немиил, цитируя «Заветы». – Жизни людей – мимолетные эфемерные вещи, затерянные среди неумолимых, кровавых потоков истории.
Захариил кивнул.
– Возможно и так, но на Калибане такие потоки более мрачные, чем где бы то ни было.
После полдника, оруженосцы разошлись по спальням, чтобы захватить оружие для дневных тренировок, под строгим наблюдением магистра Рамиила. Захариил был неспокоен после беседы во время еды, тревожась через ту оперативность, с которой рыцари Ордена последовали на войну за Джонсоном.
Конечно, желанием каждого разумного человека будет избежание войны, сделав все возможное, чтобы избежать потерь. Хотя юный Захариил был еще недостаточно мудр, чтобы знать, что иногда война и убийства бывают неизбежными, но эта война с Рыцарями Люпуса, казалось, началась с неуместной и непристойной поспешностью.
Сняв свой зубчатый меч и закрепив его пряжкой на поясе для пистолета, он услышал вдали протяжные звуки трубы, три высоких, ритмичных ноты, которые повторялись много раз подряд. Он просмотрел туда, где Немиил и остальные готовили свое оружие, зная, что значат эти звуки, но неспособный связать воедино это знание со своими чувствами.
– Брат Амадис, – сказал Илиаф, и внезапно смысл и значение были переданы звуками трубы.
– «Возвращающийся Рыцарь», – сказал Аттий.
Захарил улыбнулся, узнавая не часто слышимую мелодию, которая объявляла возвращение рыцаря после поисков Зверя. Большинство Великих Зверей было уже убито, крестовый поход был почти окончен, и поэтому эти радостные ноты теперь были слышны были очень редко.
Четверка выбежала из спален, не считаясь с тем, что магистр Рамиил накажет их за то, что они пропустили уроки стрельбы и упражнений с мечом. Радость увидеть брата Амадиса в стенах Альдурука затмевала мелкие нестыковки с расписанием.
Другие также слышали трубача, хотя то, как звук доходил до крепости, ведь его источник находился высоко в башне, было загадкой для Захариила. Друзья оруженосцы спешили за ним, и даже некоторые младшие рыцари пробивались к большим воротам в сердце крепости, желая быть первыми, кто поприветствует брата Амадиса с возвращением.
Захариил обнаружил, что опять состязается с Немиилом, его кузен оторвался немного вперед, и теперь улыбался улыбкой триумфатора. Аттий был позади него, и Илиаф плелся позади их небольшой группы.
Коридоры вились вокруг великих предвратных башен-бастионов, каменные спирали шли вровень с амбразурами, спускающимися до земли. Собралась большая толпа, но тем не менее они не могли прорваться вперед, быстро набирающее силу эхо поднималось из темноты внизу.
Могущественные цепи сильно завибрировали, и пыль спала с тяжелых лебедок, шкивов и противовесов, они пришли в движение, чтобы открыть колоссальные Мемориальные Ворота Альдурука. Массивные двери из темной древесины и бронзы распахнулись на смазанных жиром петлях, железных колесах и опорах, поддерживающих их, когда они открывались.
Яркий свет безжизненного серого неба упал на камни эспланады, распространился на ожидающих людей, и осветляя мрачный интерьер монастыря крепости. Пыль кружилась, будто мерцающие бриллианты, танцуя в воздухе, открытие врат поднимало их отовсюду.
Захариил прижмурился, чтобы увидеть брата Амадиса, но вне прямоугольника слепящего света в дверях, он не мог видеть ничто, кроме темного пятна отдаленного леса. Товарищи оруженосцы, столпившиеся около него, также старались разглядеть хоть что-то, но Захариил и его братья держали свои позиции со смесью силы и неприкрытой жестокости.
Наконец все немного прояснилось, и Захариил увидел движение у ворот, расплывчатый силуэт всадника, медленно бредущего в крепость. Когда его глаза привыкли к яркому свету неба, сердце Захариила подпрыгнуло, безошибочно узнав черты брата Амадиса.
Как только он обрадовался возвращению своего героя, его посетило внезапное предчувствие, будто что-то было неладно.
Амадис старался держаться прямо из последних сил, его балахон был пропитан липкой кровью, а левая рука безвольно висела сбоку, очевидно, переломанная.
Его лицо было бледно и бескровно, а щетина практически стала бородой, укрывающей его лицо темными волосами. Не удалось уйти целому и его дестриеру: несколько глубоких борозд виднелось на его груди и боках, целые куски гривы были оторваны. Хвост напрочь отсутствовал, а несколько рваных ран на огузке говорили об отчаянном побеге от чего-то ужасного.
Глаза Амадиса говорили о невообразимой боли и решительности, его голова болталась по сторонам, будто он что-то искал.
Рыцари помчались вперед, чтобы помочь побежденному герою и снять его с седла. Их движения нарушили любое подобие порядка, и гул голосов возник при виде ужасно израненного воина.
Масса тел понесла Захариила вперед, и он добровольно сдался потоку толпы.
– Разойдитесь! – крикнул мощный старческий голос. – Дайте ему немного чертова места!
