– Пожалуйста, – разрешил Капитанов. – Дорогу вы знаете.
Стерх сорвался с места так, что только на середине склона опомнился, оглянулся и попрощался:
– До свидания, Николай Василич.
– Иди, иди уж, – проворчал рыбак. – Ей уже недолго осталось тут возиться, скоро на работу отправится.
Стерх вскочил в свою машину, словно за ним гнались. И поехал к уже известному ему дому, даже не закрыв толком дверь. Он действительно не предвидел, что ему выпадет такая удача. И эту удачу он собирался использовать на всю катушку.
Глава 26
Дверь оказалась открыта. Но Стерх, проверив, как легко она ходит в петлях, не решился войти. Он потоптался и с некоторой неувернностью надавил на пуговку звонка. До него не донеслось ни звука, словно он и не звонил. Тогда он похлопал по двери открытой ладонью, словно пыль выбивал из старого, в немыслимую клеточку коленкора, под которым почти не было подкладки.
Подождал. Снова никакого ответа, ни малейшей реакции изнутри. Тогда он открыл дверь и с замиранием сердца сделал два шага в прихожую.
Квартира эта была обычной хрущевской «распашонкой», то есть комната налево, и комната направо. Сразу после узкого коридорчика налево, перед комнатами, находилась кухня. Из нее до Стерха доносились самые мирные звуки на свете – позвякивала посуда, шумела вода и доносился негромкий девчоночий голосок, напевающий какую-то мелодию. Кажется, что-то из Аллы Пугачевой, со словами: «Жизнь меня порой колотит и трясет, но от бед известно средство мне одно, вот сейчас, когда смертельно не везет, говорю, что везет все-равно». Стерху смутно показалось, что в песне слова немного другие, но придираться он не стал. Он еще раз похлопал по двери в туалет, и сделал шаг к кухне.
Из-за поворота на кухню выглянула Нюра. Она увидела Стерха и побледнела, это было видно несмотря на то, что свет падал сзади. Она подняла дрогнувшую руку в мыле к груди и произнесла:
– Ой!
– Это всего лишь я, – произнес Стерх быстро. – Николай Василич сказал, что вы тут, Нюра, и что можно с вами поговорить.
– Вы меня напугали, – она скрылась на кухне, и вода тут же стала течь тише.
– Я не хотел, – сказал Стерх. – На всякий случай, извините. Дверь была открыта.
– Да, я знаю, – она продолжала мыть посуду, но теперь каждое движение ее было медленным и неуверенным. Посуда позвякивала так тихо и осторожно, словно ее чистота уже не имела никакого значения.
Стерх прошел на кухню, посмотрел на Нюру. Она стояла, опустив голову, в простом домашнем халате, в фартуке из цветного полиэтилена, с пятном пыли на щеке, вероятно, оно возникло когда девушка убирала комнаты.
– Жалко, что он разрешил вам со мной разговаривать, – сказала она. – Я думаю, ничего хорошего из этого все-равно не выйдет, придется вам уходить.
– Ну, зачем же так? – для верности Стерх сел на табуретку, стоящую у кухонного стола. Так его было труднее сдвинуть с места. – И почему вы думаете, что из этого ничего не выйдет?
– Скажите пожалуйста, почему девушкам все время приходится страдать от грубости и бесцеремонности мужчин?
Стерх не ответил. Вопрос этот не имело смысла обсуждать, если пресловутый бесцеремонный мужчина не хотел тут же бурно и послушно каяться, принимая на себя все грехи мира. Нюра, не оборачиваясь, домыла посуду, повернулась, посмотрела на Стерха, нахмурившись, убавила газ под большой кастрюлей, распространявшей запах борща, и стала снимать фартук.
– Что вы тут ищете?
Стерх еще раз посмотрел на ее руки, чистенькие, с коротко подрезанными розовыми ногтями, без малейших признаков лака, чуть покрасневшие от горячей воды.
– Я приехал попросить Николая Васильевича показать мне фотографии. Семейный альбом. Вы мне его покажете?
– Нет, – резко отозвалась Нюра. – Я спешу, и так тут задержалась дольше, чем рассчитывала.
– Я на машине, могу подбросить вас к дому Витуновых, это позволит сэкономить время. Вы как обычно туда добираетесь?
– Электричкой. – Она еще раз окинула хозяйским взглядом кухню. – А потом автобусом… Пойду приму душ и переоденусь.
– А альбом?
– Я же сказала, у меня нет времени.
– Тогда можно я сам посмотрю? Когда кончу, я все положу на место, обещаю. – Он смотрел на нее с внезапным интересом. – Где я могу его добыть?
– Ищите сами, – она все еще демонстрировала недоверие и враждебность, но теперь в ее тоне проскальзывали нотки неуверенности. Их Стерх не ожидал, но слушал, как музыканты слушают самые трудные, не очень четко исполняемые пассажи. Если бы он не боялся упустить что-то из этого разговора, он бы даже глаза закрыл, чтобы получше разобраться в этих интонациях.
Она резко повернулась и ушла в ванную. Стерх заглянул в левую комнату, она была чуть меньше. Кушетка, шкафчик, зеркало на большом комоде, не имеющем никакого сходства с трельяжиками шестидесятых годов или туалетными столиками. На нем стоял проигрыватель и лежала кучка старых пластинок. Становилось понятно, почему в голове у этой девушки звучала песня, спетая чуть ли не до ее рождения. Фотографий тут быть не могло, скорее тут обреталось постельное белье, полотенца и зимние вещи, которые еще не достали.
Он заглянул во вторую комнату. В душе зазвенела по чугунной ванне вода. Тут стоял широкая раскладная кровать, которая так давно не превращалась в диван, что походила на раздавленную карататицу, даже ножки покривились. У окна блестел полированный стол, рядом с ним как-то кривовато, закрывая угол, примостился старый, низкий книжный шкаф, половину которого за стеклом занимали не книги, а дешевенький хрусталь и стопки фаянсовой посуды. Стерх открыл дверцы этого шкафа и быстро, словно всю жизнь только и делал, что рылся в чужих вещах, перебрал книги из серии «Жизнь замечательных людей» и папки с какими-то пожелтевшими документами. В самом дальнем углу второго ряда находился альбом для марок, из тех, страницы которого еще были расчерчены меленькими квадратиками. На его страницах Стерх и нашел приклеенные намертво, пожелтевшие в уголках фотографии. Их было немного, они наполняли едва ли треть альбома.
Он не успел как следует вработаться в эти фотографии, как дверь открылась и в комнату вошла Нюра. Она была свежей, чуть надменной, и ее волосы влажно поблескивали.
– Ага, нашли. Чувствуется, что вы не особенно стесняетесь, где бы не оказались.
– Вы не помните свою мать? – спросил Стерх, решив не обращать внимание на задиристый тон.
– Я была слишком мала, когда… Когда произошел несчастный случай. – Она вздохнула. – Отец еще из командировки не вернулся.
– Да, я знаю, – сказал Стерх.
Он смотрел альбом, стараясь запомнить всех этих улыбающихся людей на фоне циклопических и не всегда понятных сооружений. Среди них с большим трудом можно было найти невысокого, еще молодого Капитанова. В плотно собранных группах попадались темнокожие люди, видимо переводчики, стоящие чуть не по стойке «смирной».
Его все больше охватывало ощущение, что он смотрит эти фотографии напрасно. Они ни о чем не свидетельствовали, они не могли донести до Стерха ни малейшего намека на то, что произошло давным- давно, двадцать лет назад.
– Я не могу найти тут вашу маму.
– Я не люблю смотреть эти фотографии, – резко сказала Нюра. – Так что мучайтесь в одиночку.
Она вышла в прихожую. По звукам, стало понятно, что она собирается. Стерх закончил разглядывать фотографии, заполнившие едва треть альбома. Они не дали ему ни малейшей идеи, ни одного толкового соображения. Лишь пару раз он увидел на них лицо девушки, похожей на Нюру, только чуть более плотной, коренастой и, как ни странно, растерянной. Она не смотрела в объектив, а почти всегда смотрела на
